– Принять участие в конкурсе?

– Совершенно верно – в конкурсе по литературному мастерству, – согласно кивнула миссис Нэвилль. – Ты ведь понимаешь о чем идет речь? О том конкурсе, который ежегодно спонсируется Комитетом по искусству.

Едва ли я когда-либо думал об этом. Комитет по искусству, возглавляемый мистером Гровером Дином и миссис Эвелин Пасмо, спонсировал конкурс литературного мастерства, включающий в себя такие два раздела, как эссэ и короткие рассказы. Победители награждались гравированными на меди похвальными грамотами и привилегией прочитать свое творение перед аудиторией собравшихся на награждение в читальном зале библиотеки. Вспоминая все это, я пожал плечами. Что я успел до этих пор сочинить: истории с привидениями, ковбойские рассказы по мотивам комиксов, коротеньких детективов, ужастики о приключениях космических монстров, все то, что, конечно же, никак не могло быть представлено на серьезный конкурс; все это я писал для себя и ни для кого более.

– Тебе стоит серьезно подумать над тем, что я тебе сказала, – продолжила миссис Нэвилль. – Ты знаешь, как обращаться со словом, Кори.

Я опять пожал плечами. Когда учитель заводит с тобой разговор, как с обычным человеком, это всегда сбивает с толку.

– Желаю тебе счастливо провести лето, – наконец сказала мне миссис Нэвилль, и я вдруг уразумел, что наконец-то свободен.

Мое сердце было словно лягушка, внезапно выпрыгнувшая из темной болотной воды на яркое солнце.

– Спасибо! – от души выкрикнул я и опрометью бросился к двери. Но взявшись за ручку, я оглянулся на миссис Нэвилль – что-то словно ударило меня, заставив это сделать. Она сидела за своим столом, совершенно пустым: без стопок тетрадей, которые требовали проверки, без учебников, по которым она готовилась к завтрашним урокам. Ее стол был абсолютно пуст, за исключением механической точилки, которой долго теперь не придется отведать карандаша, да здоровенного красного яблока, принесенного миссис Нэвилль Паулой Эрскин. На моих глазах миссис Нэвилль, обрамленная лучами солнечного света, льющегося из окна, боком к которому она сидела, медленным задумчивым движением взяла со стола яблоко Паулы. После чего, повернувшись, взглянула зачем-то на чистую классную доску, исцарапанную усилиями наверно десятка поколений учеников, пришедших и ушедших из этого класса, подобно приливным волнам, накатывающим на берег и отступающим обратно в океан прошлого. Миссис Нэвилль внезапно показалась мне ужасно старой.

– Счастливого вам лета, миссис Нэвилль! – крикнул я ей от двери.

– Прощай, Кори, – ответила мне она и улыбнулась.

Через мгновение я уже летел по коридору и мои руки были свободны от книг, а голова – от изводящих фактов и цифр, цитат великих и дат знаменательных событий. Я вырвался на чистый солнечный свет и мое лето началось.

Я до сих пор был безвелосипеден. С тех пор, как мы с мамой побывали с визитом у Леди, минуло уже три недели и я уже начал намекать маме на то, что пора уже, мол, позвонить Леди и напомнить ей о данном мне обещании и просьбы мои постепенно переходили в мольбы, но ответ мамы всегда был неумолимо один и тот же: она советовала мне набраться терпения. По ее словам, я получу новый велосипед ровно тогда, когда получу его, и ни минутой раньше, что было довольно туманно, но все же несло в себе некоторый смысл. После нашего возвращения от Леди мама и отец долго разговаривали, сидя в синих сумерках на крыльце и хотя, по всей видимости, этот разговор не предназначался для моих ушей, я сумел уловить кое-что из сказанного отцом. «Мне нет дела до