Мама поблагодарила Леди за проявленное к нам внимание. Она добавила, что обязательно попросит отца зайти к Леди, но обещать наверняка не может ничего.

– Я и не жду от вас никаких обещаний, – ответила ей Леди, – он придет ко мне как только в этом появится настоящая необходимость, и это будет в самый раз. А вы позаботьтесь о себе и благополучии своей семьи.

Вскоре я и мама уже усаживались в наш пикап. В уголках моего рта все еще хранился вкус Напитка Номер Десять. Я чувствовал себя как лев и готов был разорвать учебник математики в клочья.

Мы выехали из Братона. Успокоившаяся Текумса лениво текла в своих берегах. Вечерний бриз тихо шелестел в ветвях деревьев, в окнах домов, в которых люди заканчивали свой ужин, горел свет. Глядя по сторонам, я мог думать только о двух вещах: о прекрасном лице молодой женщине с чудесными зелеными глазами и о новом велике с фарой и гудком.

Мама думала о теле покоящегося на дне озера Саксон утопленника, беспокойный дух которого являлся в снах моего отца и снах Леди и не давал им обоим покоя.

Лето уже было на пороге и запах фиалок и клевера умащивал вечерний воздух.

В одном из домов Зефира кто-то играл на пианино.

Тик… так… тик.

Что бы там ни утверждал календарь, для меня первым днем лета всегда был последний день занятий в школе. Солнце уверенно припекало все жарче и жарче и норовило задержаться в небе подольше, земля расцветала зеленью, а небо делалось все чище и чище, оставляя на своем куполе лишь редкие завитки облаков, жара давала о себе знать с настойчивостью пса, чувствующего, что его время пришло, бейсбольное поле уже было аккуратно укошено и свеже-расчерчено, бассейн заново вычищен, выкрашен и наполнен свежей водой, и в то время как наша классная, миссис Сельма Нэвилль, рассказывала нам о том, чем хорош и плох, в плане наших успехов, был минувший учебный год, мы, ее ученики, только что вынырнувшие из мучительного лихорадочного водоворота годовых экзаменов, не могли оторвать глаз от стрелок часов.

Тик… так… тик.

За моей партой, алфавитно располагающейся после Рики Лэмбек и Дины Макарди, спокойно сидящая половинка меня прислушивалась к лекции нашей классной, в то время как другая половинка не могла мечтать ни о чем другом, кроме того, чтобы этот последний урок поскорее закончился. Моя голова была переполнена разными словами. Мне было просто необходимо освободиться от этих слов, стряхнув их в прозрачный и теплый летний воздух. Но мы обязаны были пребывать под властью миссис Нэвилль вплоть до сигнала прощального звонка и вынуждены были сидеть и страдать до тех пор, пока время не придет к нам на выручку и не спасет нас, подобно Рою Роджерсу, наконец перевалившему через гребень холма.

Тик… так… тик.

Да имейте же сострадание.

Настоящий мир ждал нас снаружи, за прямоугольными металлическими рамами школьных окон. Покуда я не имел ни малейшего представления о том, что за приключения ожидают меня и моих друзей в это лето 1964-го, но в том, что летние дни будут длинными и ленивыми, и в том, что когда солнце наконец сдастся, отпустит небосвод и канет за горизонт, подадут голос цикады и светляки будут творить свой танец в воздухе и не будет никаких домашних заданий и что летняя пора будет самой расчудесной, я был уверен наверняка. Я сдал экзамен по математике, благодаря чему сумел-таки избежать – отхватив три с минусом – унылой ловушки летних занятий для отстающих. И теперь, в продолжение всего лета, я и мои друзья, дико проносясь по травянистым равнинам, склонам крутобоких холмов и через тенистую сень лесов, нет-нет да и остановимся и задумаемся, вспомнив о тоскливой участи одноклассников, связанный узами летней школы – этой темницы, в которую по неопытности угодил Бен Сирс в прошлом году – ибо время будет утекать без них, тогда как сами они ни за что не будут становиться моложе.