– Катерина, поэтому я и пытаюсь сказать…

– Чарли, я так устала от слов. Что ни прохожий, то мастер наобещать золотые горы. А где действия? Где доказательства вашей похвальной решимости?

Кьют вздохнул. Уговаривать яро настроенную Катерину не было смысла, и парень сделал вид, будто принял ее команды.

– А девочку, кстати, жаль, – тоном, лишенным и тени сочувствия, съехидничала Рудковски.

– Если бы не твое хитро-лисье лицо, я бы поверил, – отшутился Чарли, и девушка заулыбалась. А затем она резко спустилась с команд на мольбу и тихо сказала:

– Чарли, пошли потанцуем?

Кьют снова опешил от непредсказуемости Катерины. Он нахмурился: не искать ли подвоха? Впрочем, стоило парню поймать на себе взгляд Рудковски, открытый и умоляющий, туча сомнения рассеялась – то была не игра.

Они создали пару и принялись – сперва несмело, потом все раскованнее – кружиться. Хотя девушка уже имела опыт, танец с Чарли и близко не походил на прошлые пробы. Катерине казалось, раньше она только репетировала, а настоящее выступление случалось здесь и сейчас.

Танец Рудковски и Кьюта напоминал соитие душ. Сложно было сказать, вальсируют ли тела или все-таки чувства. За три бесконечных минуты они усвоили: как раньше не будет. Когда музыка в голове партнеров закончилась и пришло время идти на поклон, каждый из них почему-то почувствовал себя должным. Должным прижаться к партнеру покрепче и простоять так как минимум бесконечное число лет. В конце концов, много ли в расставании смысла, если кроме шатра в мире ничего не осталось?

Палатка напоминала двоим теперь вакуум, в какой то и дело впивались утробные звуки. Публика ликовала, но нашедшимся душам не нужны были крики и развлечения. Казалось, Рудковски и Кьют обрели наконец, что искали, и внутри у них стало спокойно, словно в коконе. Этот кокон не пропускал в себя ни тревог, ни забот.

Как самолеты без спроса пронзают невинные облака, так мистер Голдман ворвался в палатку к влюбленным. Катерина, подстегнутая инстинктом, оттолкнула Чарли подальше в сторону. Рафаэль притворился, будто ничего не заметил.

– Катерина, Агата тебя обыскалась. Хочет что-то сказать.

Рудковски, мыслями обитавшая в прошлом, пыталась собраться:

– Я… да, я сейчас, – вымучив из себя пару слов, девушка вся покрылась багрянцем.

Получив от Рудковски желаемый ответ, мистер Голдман кивнул и покинул палатку. Катерина застыла, впившись глазами в то место, где минуту назад она видела силуэт.

– Катерина… – вмешался Чарли.

– Не надо, – не объясняя, что именно под запретом, прервала его Рудковски.

– Катерина, давай поженимся? – ослушался Кьют. Девушка обернулась, чтобы вместе с ним посмеяться над шуткой.

Чарли однако не шутил. Глаза его выдавали намерение, которое не подделать ни масками, ни громкими словесами. Рудковски опешила. Она не просто не ожидала услышать подобное в свою сторону – Катерина не могла и представить, что речь прозвучит от него и сегодня. Все это скорее походило на четко продуманный фарс, а девушка в нем оставалась лишь безучастным смотрителем.

– Чарли, что ты затеял? – Рудковски прищурилась.

Кьют придвинулся к Катерине и аккуратно взял обе ее руки в собственные.

– А ты хочешь всю жизнь прострадать? Разве ты не мечтаешь иметь за собой опору? Погоди! – увидев открытый рот девушки, остановил ее Чарли. – Я знаю, ты сильная. Я тобой восхищаюсь. Но, Катерина, всем нам нужна поддержка.

Я долго следил за тобой, и меня умиляют твои уколы и огрызания. Но в мире есть непреложная истина: о любви просят в самой непривлекательной манере. Ты о ней умоляешь.

Пожалуйста, не перечь мне сейчас и обещай все обдумать. Ты всегда можешь отказаться, но ты ведь чертовски умна! Что ты теряешь, когда соглашаешься? Теряют, лишь упуская возможность что-то попробовать.