– Ни юбкой больше, – выкрикнула Рудковски, когда Агата наспех набирала мсье Бушону. Так, вопреки возражениям бабушки, Катерина выиграла бой за костюм.
Мсье Бушон вне всяких сомнений блистал талантом. Даже брючный костюм, который в голове миссис Бристоль представлял собой одежду исключительно для мужчин, объял Катерину, как вторая кожа. Наряд не только не выглядел на Рудковски вульгарным – он сидел на ней так, словно ничто другое не село бы лучше. Этот факт страшно обрадовал девушку, а Агате позволил облегченно вздохнуть – никаких сюрпризов и происшествий.
К десяти утра машины подъехали к церкви. По непонятным для Катерины законам, Бристоль и Голдман решили венчаться. У собора семью уже караулил отряд журналистов и пару десятков зевак, какие должны были многократно размножиться в следующие часы и минуты.
Рудковски с сестренкой и папой держались поодаль. Джозеф не желал красоваться на публике, Катерина – вынуждать его злиться или бурчать. Что до Грэйс, служанка молила остаться дома, но Рудковски умела убеждать (или, скорей, упрашивать). И теперь, пока Тейлор страдала в бесстыдном платье, девушка мысленно отрезвляла ее: «Успокойся, расслабься». К сожалению, о том, что сама она нежится в удобных брюках, Катерина забывала.
Во время самой церемонии Рудковски стало физически плохо. Она едва не упала в обморок и подумала, что на это сказала бы мама. Вероятно, «в церкви плохеет только исчадиям ада». Элеонора всегда упрекала дочь в нежелании верить в Бога.
Решившись искать спасения снаружи, девушка вышла на улицу и стала смотреть, на что ей опереться. Заметив в сторонке скучающих Тейлор и Бенджи, Катерина неспешно, но с радостью избежать одиночества поковыляла к ним.
Пока Рудковски шла, она успевала шутить про себя беззлобные шутки. Ее забавляло, как Грэйс безуспешно пытается скрыть дискомфорт. В то же время девушку не покидало зудящее чувство – может не стоило так издеваться над Тейлор, даже если и действуя из благих побуждений?
Бенджамин же, завидев, как Катерина выходит из церкви, резво примкнул поближе к служанке. Он все хотел взбудоражить в Рудковски жгучую ревность, однако надежды его упорхнули с вопросом: «Не видели Чарли?» Уильямс тотчас обреченно отпрянул от и без того пристыженной бедняги.
– Эй, я вас спрашиваю: вы не видели Чарли? Он говорил, что будет позже, но не настолько же. Черт, я всегда говорила: не имеешь друзей – подружись хотя бы со временем. Вдруг в этом причина, – Катерина нахмурилась и развела руками на взгляды Тейлор и Бенджи. – А что? Мне помогает, – она присела на лавку, стоявшую справа от них.
Через двадцать минут, пока в церкви еще отдавали дань браку, Кьют добрался до места. Он по обычаю шел пешком – «на такси разъезжают богатеи да лодыри» – и сейчас с нескрываемой одышкой остановился у входа.
Даже тот факт, что минуту спустя Чарли вручил Катерине букет сорванных с клумбы тюльпанов, не уменьшил масштаба обиды. Недовольная, Рудковски кисло скривилась губами и процедила:
– Спасибо, Чарли, очень милые не-пионы, – девушка намекала: Кьют пожадничал (или поленился?) отыскать единственные цветы, милые ее глазу.
Парень усмехнулся, покачал головой и посмотрел на второй такой же букет:
– Надеюсь, миссис Бристоль не питает к тюльпанам неприязнь.
Кьюта редко когда задевали язвы Рудковски, а после апрельских событий он вообще позволял Катерине входить в его душу, не разуваясь. Чарли считал: так он помогает подруге выпрыскивать боль, и твердил себе: «Эти выходки временны. Час придет, и все станет как прежде». Правда, что означало «как прежде» Кьют представить не мог.