копошение для блага больного, а не хищные подскоки с вопросами

о наличии семье свободных денег.

Недавно в интернете я увидела фотографию крошечного

человеческого существа, которое едва стоит на ногах, поддерживаемо большими руками помощника, без которого стоять

было

бы

невозможно.

Это

африканское

существо

с непропорционально огромной головой, на длинных тонких ногах, притягивало внимание еще и очень живым, выразительным

взглядом своим, в котором лучились добро, понимание, любовь.

Подпись под фотографией гласила о количестве погибающих

от голода живых существ на Земле. Это существо с его хранителями

я видела во время экскурсии с внуком по водопадам в Туапсинском

районе. Заморыша держали в клетке из очень тонких металлических

прутьев, чтобы на него не падали шишки или прутья, – да мало ли

что может неожиданно упасть в горах во время экскурсии, когда

люди разные мимо проходят или толпятся поглазеть, жуя жвачки, пробуя мед, напитки и сладости, предложенные местными

охотниками заработков…

Тогда не факт голодных смертей стал главным ощущением, а невероятно добрые и понимающие глаза этого человека, его

не страдание, а приятие мира как дара быть рядом с другими

существами, даже с теми, кого он мог видеть, но не мог принять их

образа жизни. Неприемлема была для него их жизнь: сытых

толстобрюхих уродов, ежедневно нажирающихся, как дурак

на поминках, они посещают дорогие салоны по уходу

за собственным жиром и тем, что издревле у людей называется

лицом.

Страдания исходили не от него, голодного и нуждающегося

в помощи, а от тех экскурсантов в его жизнь, которые видели его

и ужасались. Во имя спасения собственных душ или из сострадания

часть экскурсантов помогали питанием и деньгами для этого

человеческого существа, родившегося в центре плача о хлебе

насущном у 14—летней африканской девочки.

Я много думала о других таких же лишенных всех человеческих

возможностей, человеческих существах. А тогда во время экскурсии

по Туапсинскому району, о которой мне напомнила фотография

заморыша в интернете, я разговаривала с охранниками или точнее

хранителями странного малыша, рожденного недееспособным, —

сильными крепкими парнями, охраняющими его и собирающими

посильную дань с туристов на его содержание и поддержание его

жизни. Парни рассказали мне о том, как больно подкидышу, которого они спасают, даже недобрый взгляд экскурсанта может

сильно ранить его, не говоря уже об упавшей с дерева маленькой

веточке или ради забавы малолетним хулиганом брошенной в него

семечке или ореховой скорлупе. Заморыш имеет человеческий мозг, он всё понимает, но его физические силы истощены так, что простые

движения руками для него труд. Сидеть он может не более пяти

минут, чтобы не напрягать сильно позвоночник, а то позднее он

не сможет уснуть от боли.

Борьба неимущих за свой кусок хлеба актуальна всегда, – тихая

таинственна борьба, состоящая в неприятии и вынужденном

созерцании жира и сала, рук, гребущих к своему пузу недоступные

для других средства: еще и еще яств, денег, злата, крови. Когда люди

превращаются в монстров тщеславия, им не слышен звук плача

малоимущих сквозь сало и жир, застилающие уши фундаментом

коммерции.

НЕСООТВЕТСТВИЕ ВОЗМОЖНОСТЕЙ

И ЖЕЛАНИЙ

Что остается важным, так этот свет как признак свободы. Меняя

пульс на музыку, свет меняет цвета и дает прозрачность предметов.

Остается выбрать нужное и ненужное, и держать возле себя только

то, что дарит свет и счастье. Белые облики сотни раз правых теряют

цвет, насыщаясь оттенками, ограничивающими твое зрение

и интерес к ним. Отбеливаются облики некоторых волнующих тебя

палачей. Куда -то улетают их топоры, обретая в пути ненужные сучья