3.

Два слова буквально о наших международных отношениях с французами, как я их понимаю.

Притча вот в чем заключается: французы после того, как в 1812 году к нам пришли с войной, о нас в смысле войны крупно забыли. Интервенцию восемнадцатого года я не беру. Она коснулась только определенных областей России. Но зато в советские времена мы и французы иногда дружили путем каких-то общих экономических интересов и, так сказать, по линии сотрудничества коммунистических партий обеих стран, хотя у нас она была бездушной государственной машиной, а у них такой нелепой и упрямой организацией, которая очень была заинтересована в дружбе с Советской Россией.

Тем не менее французы о нас, как я понимаю, ничего не понимали окончательно еще с тех времен, как Петр Первый странно повел себя на приеме у короля Людовика XIII, подняв на руки и поцеловав наследника, будущего «короля-солнце»… И не поймут нас наши дальние соседи-европейцы до конца никогда. Чтобы и мы себя понимали! Чтобы хотя бы не до конца, а хоть наполовину. С такой нашей историей, которую мы либо выносим, либо себе на голову сочиняем. Вот французов мы, в основном, понимаем и англосаксов тоже. Да и немцев вполне. Знаем и понимаем, зачем им была нужна Столетняя и Семилетняя война, Тридцатилетняя тож, Парижская Коммуна и Война Алой и Белой Роз. А вот себя мы нам понять… так нет же… не сейчас, видать… Ну, нету такого органа в голове пока для понимания нас. У нас самих. Эволюция подкачала.

И, собственно говоря, я тут вспоминаю одну маленькую историю. Приехала на Псковщину одна девушка со своим бойфрендом, идет домашнее пиршество, в углу стола сидит ее родной дед. Долго дед присматривался чего-то, присматривался к французу, пока не сказал этому ее бойфренду: «Давненько вас тут у нас не было!». Девушка ему дедовы слова перевела. Он деду говорит: «Почему это? Я у вас вообще никогда не бывал!» «Да я не про Вас говорю, – говорит ему ее родной дед. – Я говорю вообще про французов. Со времен Наполеона».

Ну, короче, со времен Наполеона русские и французы хоть по-разному и общались и иногда довольно интересно и часто, вплоть до массовой эмиграции русских белогвардейцев, офицеров царской армии, богатых промышленников, политических деятелей и интеллигенции в двадцатом веке, а все же отличаются представители этих народов как в области кухни, так и в области душевных забот.

4.

Словом, я двинулся во Владимир. Для меня, как для бешеной козы, семь верст не крюк, так что дойти пешком до Суздаля через луга и поля было совершенно нормальное дело. Сейчас я попытаюсь определить по памяти, было это восемь или семь километров, а то, может, и все девять, но вряд ли двенадцать… Проходишь через несколько сел, полей, потом по дороге, по обочине, и ты уже в Суздале. Времени не было пошнырять по Гостиному двору, посмотреть там что-нибудь в книжном магазине, где я купил в свое время Гаршина и тут же обалдел от его рассказов. Дым, вонь, смрад битвы и не понятно, зачем должен в ней помирать человек. И об этом обливается тоской и кровью сердце писателя, и твое сердце так же обливаться начинает тоской, кровью и желанием помочь этим давно уже умершим, погибшим людям – помочь им выжить, хотя они уже убиты, и Гаршин уже покончил с собой.

Или наоборот я все ж таки заскочил в магазин, купил Гаршина, сел в автобус, идущий во Владимир, и начал читать его рассказ «Воспоминания рядового». Ну, может, и так. Потом я эти рассказы еще читал и читал. Они были такие мрачные и такие страшные, что я как-то встряхнулся изнутри и слегка оторопел и отодвинулся от реальности спокойной пыльной провинции. Сейчас я многим своим друзьям-собратьям по перу посоветовал бы перечитать Гаршина, если у них нехватка чего-нибудь страшненького, такого как бы хоррора перед сном. Гаршин – это наш русский первый хоррор, хотя он значительно умнее и лучше, чем американский. Гаршинские рассказы – это не просто хоррор для потряхиванья нервов, а это хоррор правды, основанный на реальных событиях. Без озорной улыбки Лескова, без надежды Достоевского, а просто правда о России как она есть. Это сразу мне после Куприна и пушкинских «Цыган», тогда читаемых, было как удар по сознанию…