* * *

– Чтобы вас пустили на территорию военной части, пишите заявку на имя командира.

– Хорошо. Тогда скажите имя командира и номер части.

– Не можем. Это – военная тайна.

– Как же я их узнаю?

– А вы погуглите.

* * *

Разговаривают кавказец с голландцем:

– Правда ли, что в Голландии – сплошные геи, наркоманы и проститутки?

– Нет, и меня печалит, что российская пропаганда так изображает мою страну.

– А что пишут голландские газеты о Кавказе?

– Да уж, и наши ничуть не лучше…

* * *

– В Дагестане множество искусств и ремесел, – щебетала учительница тем особым голоском, который якобы располагает к себе первоклассников. – Наш народ состоит из рукодельниц и садоводов, канатоходцев и поэтов. Никто не сидит без дела, каждому найдется занятие! Гончарное ремесло и ковроткачество, строительство и садоводство…

На стене за ее спиной, будто назойливая подсказка, красовался плакат с жирной надписью: «Экстремизм и терроризм».

– А еще все, абсолютно все жители республики любят ее руководителя. Вот хоть кого спросите.

Повисла неловкая пауза.

– На мой взгляд, есть руководители и получше, – отважно сказал худощавый преподаватель с усиками. Кажется, математик. – Например, Владимир Владимирович Путин.

– Его я тоже люблю! – не растерялась восторженная учительница. – Бывает же такое – женщина любит двух мужчин сразу.

* * *

Далеко-далеко в горах Дагестана, на самом краешке зеленой долины, обрамленной белоснежными вершинами, есть три селения. В самом нижнем, Ихреке, живут рутульцы. Чтобы не ослабеть во время священного Рамадана, они лузгают семечки «СССР». Жителей следующего села, именуемого Нижним Катрухом, они называют пленными, поскольку, по преданию, там сотни лет назад поселился побежденный отряд персидского завоевателя Надир-шаха. Эти люди и вправду смуглее. Они говорят на азербайджанском, поклоняются Красной скале, а когда у них болят зубы, вбивают гвозди в священный дуб. В километре от Нижнего Катруха высится Верхний Катрух, где живут веселые носатые лакцы, а по тропинкам бродит несметное множество ослов и чемпионов мира по борьбе.

Три разноязыких селения уже обросли длинными вечерними тенями, когда я поднялся по узкой тропке наверх, к альпийским лугам. С крохотной поляны на высоком холме можно было одним взглядом окинуть всю долину – спешащих в селение косарей, роящихся пчел, крепких дедов на годекане. И, конечно же, на столь восхитительном месте я был не один. Задолго до меня туда поднялась стайка девушек. Они стояли на самом краю обрыва, и лица их выражали счастливую сосредоточенность. Когда я, затаив дыхание, приблизился, самая прекрасная из них обратила ко мне взор и сказала:

– Вот куда приходится забираться, чтобы нормально ловился вайфай.

* * *

– Убийство чести – страшный обычай, – журналистка задумчиво скрестила руки на груди. – Только подумай: брат считает себя вправе отнять жизнь у сестры, отец – у дочери. Конечно, если я узнаю о таком, то сделаю все, чтобы предотвратить трагедию, а если уже поздно – чтобы убийца отправился в тюрьму. И все-таки…

Она помедлила и решительно закончила фразу:

– Если я сама совершу предосудительный поступок, и мой собственный отец решит меня убить, я восприму это как должное.




За ковчегом на улице буйнакского тянется шлейф домишек помельче, возле которых бродят кошки невероятной красоты, на носу дома-корабля красуется полустертое слово «сказка», а двери на втором этаже открываются вникуда.








Абсолютное большинство жителей республики – мусульмане, но ислам здесь так разнообразен, что разбираться в его течениях можно десятки лет. Помимо него в Дагестане есть иудаизм и христианство, сохранились реликты зороастризма и древних языческих обрядов.