Через шесть лет отважный антрополог попал в автокатастрофу и вернулся на родину, лечиться от перелома бедра и иллюзий. Катя последовала за ним обратно в американскую мечту, теперь еще более сладкую. Но я уверен – даже выздоровевший Дейв, променявший Кавказ на должность клерка в страховой компании, навсегда останется немного Даудом, искателем приключений. Недаром его нынешнего начальника зовут Уолтер Уайт.

А вот Махачкала изменилась. Бешеные салуны уходят в прошлое. Хмурые гопники давно переселились в соцсети и бичуют ночные клубы во славу Хабиба Нурмагомедова. Роскошный паб уже мало выделяется из сонма подобных ему ресторанчиков для элиты, которые по-кроличьи плодятся с каждым новым траншем дотаций бедной республике. Уникальным остается лишь подвальное кафе. Мы заходим туда субботним вечером и медленно цедим коньяк, вспоминая былые времена и далеких друзей, которые вряд ли вернутся. Роковая блондинка поет блюз, кружатся пары, а из тени на них с почти незаметной улыбкой смотрит хозяин заведения. Костюм его по-прежнему безупречен.

Записываю балхарские песни в исполнении местных бабушек. Поют они первую, долгую и печальную.

– О чем поете?

– Про то, как любимый ушел на войну.

Поют следующую, еще более грустную.

– О чем эта песня?

– О том, как девушку увозят из отчего дома к будущему мужу.

– А веселые песни у вас есть?

– Есть одна.

– Про что же?

– Про то, как родители насильно выдают девушку замуж за нелюбимого.

Однажды мы с водителем Али катали по Дагестану иностранных туристов. Машину остановил гаишник. И немудрено: 140 для моего друга – вполне нормальная скорость. Вызвал страж порядка его к себе и спрашивает:

– Кого везете?

– Американцев.

– А сами вы кто?

– Водитель, – ответил Али. И, по внезапному озарению, подмигнул.

– Понял, – кивнул гаишник, подмигнул в ответ и отдал честь. Про штраф больше и речи не было.

В семьдесят с лишним лет остался один табасаранский дедушка без бабушки. Хотел сперва обзавестись подругой лет шестидесяти, да кто ж из них готов новый дом на себе нести. Хватит, пора уже отдыхать да внучек воспитывать. Долго искали родственники, и смогли ему найти только тридцатипятилетнюю разведенку с сыном. Дедушка ничего подобного не ожидал, но раз уж так все сложилось, пришлось соответствовать. За восемь лет жена родила ему троих детей. Он души в них не чает и, кажется, молодеет с каждым годом.

Американо-немецкая экспедиция, снимавшая передачу для National Geographic Channel, планировалась на самом высоком уровне. Возможно, поэтому им и досталось больше всего от силовиков. Чечню и Северную Осетию мы отсняли с трудом, а в Дагестан и вовсе не попали.

Через две недели мне позвонил человек из Махачкалы, ранее требовавший на каждого из телевизионщиков целое досье.

– Кто вам помогал в селении Кубачи? – спросил он, едва поздоровавшись.

– Мы до него так и не доехали, – ответил я.

– И все же, кто вам там помогал?

– Никто! – прокричал я в трубку. – Благодаря вашим слаженным действиям мы вообще в Дагестан не попали!

– А у нас другие сведения, – холодно произнесла трубка. – Мы знаем, что съемочная группа была в Кубачи. Им там пособничал кто-то из местных. Мы его ищем.

Это был наш последний разговор. Так я и не узнал, нашли ли человека, помогавшего несуществующим телевизионщикам, и что ему за это было.

Почти всю кавказскую поездку бывший советник министра финансов Голландии провел с серьезным выражением лица, подобающим видному государственному деятелю. Лишь утащив у солдата на гунибском блокпосту шлем и жезл, он просиял довольной улыбкой.