Как живая стоит в глазах картинка. В колхозе нашем после укрупнения мужики ударились в пьянку. Наверное, снимали психологический стресс. Кому понравится, что тебя, словно крепостного со всей семьей имуществом и домом взяли и другому барину продали.

Как ни боролись с пьянством – не остановили. Пели даже частушки в сельском клубе про каждого пьяницу персонально.

Мужики серчали, бузили, но пили по-прежнему. А народ был в нашей деревне отчаянный. Бывало праздника не пройдет, чтобы кого-нибудь в пьяной драке не захлестнули или не зарезали.

И вот в знойный летний день на крыльце нашего магазина сидели мужики и пили в тенечке горькую, проклиная новые порядки и власть, как тут раздался пронзительный крик:

– Тимоша едет!

По дороге бежали вприпрыжку ребятишки и орали во все мочь:

– Тимоша! Тимоша!

И тут случилось невероятное. Словно горох посыпались мужики с крыльца и пошли на уход. Кто огородами, кто в канаву упал, и пластуном по канаве, кто за сарай спрятался…

По дороге летел газик, правая сторона которого заваливалась под грузом председателева тела.

…В биографии нового председателя был неприятный эпизод. Тимофей Александрович отбывал в местах не столь отдаленных срок за убийство. Не рассчитал силу удара, защищаясь: превышение допустимой обороны. А места были и в самом деле не столь отдаленными. Зона была через реку от дома. Потом, спустя годы, когда Иванов стал знаменитым на всю область председателем, кавалером ордена Ленина, приглашали его на традиционные Дни полезных дел в колонию. Он приходил со своим бригадиром, Георгием Андреевичем Кадыковым, Героем Социалистического Труда, который тоже сиживал на этой зоне: на гулянке обидчику своему ножичком заднее место продырявил. И вот сидели они оба два, обласканные партией и государством за трудовые подвиги, в президиуме, и колонийское начальство, обращаясь к заключенным, советовало брать пример с бывших выпускников учреждения, достигших таких высот.

С приходом Тимофея Александровича получили наши старухи пенсию. Раньше колхозницам пенсии не полагалось государственной. Получили они колхозный пенсион. Шесть рублей в месяц. Да и колхозников стали рассчитывать не только урожаем, но и деньгами. Первые деньги в нашей деревне! Богатеть начали быстро.

И это обстоятельство год за годом смиряло наших колхозников с ивановским крутым правлением. Год Иванова ругали и боялись, боялись и ругали, но приходило отчетное собрание, выплачивались прибавки, самые большие в районе: по рублю на заработанный рубль, и правление Тимофея Александровича получало единодушное одобрение.

Не терпел Иванов чужого вмешательства в дела колхозные. Тут уж можно было и схлопотать. Как-то раз приехали в район гаишники из Вологды проводить рейд. Выставили пост на территории нашего колхоза. Недолго и подождали, как едет на «Волге» здоровенный мужичина.

Решили проверить документы, властно палочкой на обочину показали. А мужик едет дальше, как будто бы на дороге и нет никого. Кинулись в машину догонять. Сигналят с проблесковыми маячками – ноль внимания.

Обгоняют, ставят поперек дороги машину. И тут» Волга» остановилась. Подбегает к ней молодой лейтенант, открывает разгневанно дверцу, а оттуда ему под нос здоровенный кулачище.

– Вот сейчас, – говорит мужичина, – как дам в морду!

Дверцу захлопнул и уехал.

После того случая с год, наверное, пришлось ездить Тимофею

Александровичу без прав.

Как-то мы убирали картошку на колхозном поле. Я работал тогда в той самой колонии. Поля были огромные, работали мы старательно. И через неделю весь урожай был отправлен в колхозные закрома. Мы варили обед на кромке поля, когда на другом конце поля появилась лошадь с телегою. В сентябрьском остывшем воздухе далеко слышно было позванивание бутылочного стекла. Следом за лошадью ехал «газик» заваливаясь на левый бок и выдавая шофера.