Старший сын Михаил покинул сиземские края, уехал учиться в Ленинград и уже работал плановиком на большом заводе, как началась война.

Михаил сражался, защищая Ленинград, до снятия блокады, был многократно ранен.

Вернулся в Сизьму инвалидом. И вот в родном доме, на травах, с помощью бани он выправил свое здоровье настолько, что скоро ему предложили стать председателем сельсовета в Юрочкине, потом председателем колхоза, и в конце концов перевели в родную Сизьму, поднимать обветшавшее за годы войны и послевоенной разрухи хозяйство.

Не одно десятилетие отдал Михаил Павлович Сизьме, поднял это хозяйство, отстроил, вывел из глухомани бездорожья на асфальт…. И, видимо, не без этих трудов, сегодня Сизьма – одно из самых привлекательных мест, куда стремятся приехать тысячи и тысячи туристов…

И дети у Громова связали жизнь с селом. Сергей, закончив Молочный институт, скоро стал руководителем крупнейшего в Тотемской районе совхоза «Погореловский», потом район возглавил, полтора десятка лет руководил сельским хозяйством области.

Колхоз «Шексна» – хозяйство с миллионными доходами. Про «Шексну» говорили, что будто бы там денег «куры не клюют». Но выхода этим деньгам не было. Слишком мало колхоз строил, получая основные доходы ото льна, благо рабочих рук для ухода за ним в то время еще хватало.

Руководил колхозом Тимофей Александрович Иванов. Человек могучего телосложения, медлительный, слова произносил редко, будто экономил. Эта не разговорчивость да ещё глаза, спрятанные глубоко под густыми бровями, придавали ему вид угрюмый, недоступный. Да и не без странностей считали Тимофея Александровича. Бывал он временами скуп до изумления как в своих, так и в колхозных делах.

У колхозников дома тесом обшиты, маслом крашены. Председатель свою избу на зиму соломой обставлял. Штаны у председателя переживали не одни заплаты, костюм обветшал, даже на очешник не хотел разориться Тимофей Александрович. А очешник у него был знаменитый. В него под фланельку складывал председатель свои заметки и записки. Тут у него целая бухгалтерия и архив были. Откроет очешник и все ясно: что, кто, где, когда. От старости очешник раскололся в нескольких местах, но Иванов его аккуратно заклепал медными заклепочками.

Как-то на заседании бюро райкома партии Д. М. Кузовлев, в ту пору первый секретарь, увидел на ивановском очешнике новые заклепки, не выдержал:

– Товарищи! Предлагаю сброситься по десять копеек на новый очешник Тимофею Александровичу.

Короче говоря, весь облик председателя изобличал крайнюю степень бедности. Не многим лучше казался с первого взгляда и сам колхоз. Его миллионные доходы добывались на старых фермах и дворах. В этом-то как раз и была причина того, что многие деревни молодежь покинула полностью, не найдя себе достойного применения. Более колоритной фигуры, чем Тимофей Александрович Иванов, среди бывших председателей колхозов я не знал. Председатели всегда были номенклатурой обкома партии. Дрыгин считал председательский корпус вроде элитных частей в армии и придавал большое значение их подбору и расстановке.

Тимофея Александровича узнали мы после укрупнения колхозов, когда наш маленький колхоз, гремевший своими достижениями на всю область, влился с несколькими другими в один большой колхоз «Шексна, растянувшийся в длину километров на тридцать.

У колхоза гиганта и председателем стал настоящий гренадер. Ростом Тимофей Александрович был под два метра. Кулаки по пудовой гире. Хмурый взгляд, массивная челюсть, двигавшаяся словно на шарнирах, редкая, малословная речь. И правил Иванов круто.