Все молчали. Всем стало жутко и мучительно тяжело.

Марья Евграфовна стала отпаивать Демерта чаем с именинным пирогом, но поднять ему настроение так и не смогла.

Приехал извозчик, заблаговременно заказанный то ли Демертом, то ли Минаевым. Но Николай Александрович уехал один, отказавшись забрать Минаева с собой.

Дождь лил вовсю, хотя гроза прекратилась. Пролетка была без верха, но Демерт дождя не замечал. Сев в пролетку, он вновь запел:

Колеса застучали, заглушив голос Демерта. И Марья Евграфовна допела:

– Чудак-человек… – допивая чай, заметил Дмитрий Минаев, – зонтик никогда не берет с собой. Купил при мне новый шелковый зонтик за двенадцать рублей и выбросил его в Фонтанку. Обременяет…

– И все-таки я его, господа, – подытожила Марья Евграфовна, – люблю больше всех. Он всех вас оригинальнее…

Михайловский заключительной картины, повергшей многих из нас в тоску, уже не видел. Испив чаю с именинным пирогом, который не лез в горло Демерту, он ушел в кабинет. Наверное, продолжил изучать Спенсера.

Александре Васильевне на ночлег отвели самую лучшую комнату.

Мы с Бобошей решили заночевать на балконе, в копне свежего сена, предвкушая благодать воздуха, пробитого грозой, и зелени, омытой дождем.

…Августовский номер «Отечественных записок» открылся распоряжением управляющего министерством внутренних дел от 19 июня 1872 года о первом предостережении журналу за напечатанную в седьмом номере статью Н. А. Демерта «Наши общественные дела».

«Душат! За горло берут!» – вспомнилось мне. И Александра Васильевна, видимо, с подачи Михайловского, знала об этом.

Наутро хозяева и заночевавшие гости собрались на балконе за чаем. Были предложены напитки и покрепче. Мы с Бобошей не посмели отказаться.