Отец Маши – Судья Высшего суда Государства – в последние несколько лет проживал в загородном доме, недалеко от Города. Если ехать по выделенной для спецтранспорта полосе, дорога занимала всего пятнадцать минут. Маша, сев в машину, прижала к лобовому стеклу пластиковую карточку для считывания ее статуса «близкой родственницы особого государственного субъекта», позволяющую пользоваться спецтрассой.

Добралась быстро. Въехала в поселок, минуя двойной кордон охраны, и медленно подкатила к глухим воротам отцовского дома. Весь поселок был ярко освещен. Вокруг стеклянных, зажатых в чугунные плафоны, фонарей медленно и лениво вальсировали снежинки. Вдалеке лаяла собака. Со стороны детской площадки доносился плач ребенка. За соседским забором, видимо, чистили снег: был слышен глухой скрежет лопаты. Все это Маша успела уловить, пока ждала ответного «колокольчика», сообщающего об открытии калитки. Она волновалась и пыталась, как учат психологи, сосредоточиться на окружающих ее конкретных предметах и звуках.

Калитка щелкнула металлическим замком и открылась. Маша прошла на участок.

Прямо на дорожке стоял дом с высоким крыльцом и колоннами, увитыми новогодними гирляндами, излучающими теплый свет. Входная дверь перед Машей распахнулась и на пороге возникла прислуга, отец обращался к ней исключительно по имени-отчеству – Алевтина Петровна.

Отец был дома, в своем кабинете. Маша вбежала на второй этаж, поскреблась в дверь и, услышав родное «Входи, милая», вошла. Он поднялся ей навстречу из-за большого стола, заваленного бумагами, среди которых стоял открытый ноутбук. Массивная мраморная пепельница была заполнена окурками.

Отец Маши, одетый в хлопковые брюки спортивного кроя и синее поло, выглядел, как всегда, безупречно. Худощавый, немного сутулый, с аккуратно зачесанными назад седыми волосами. Его почтенный возраст выдавали многочисленные морщины на лице, пальцы с узловатыми суставами, чуть замедленные движения и низкий с хрипотцой голос.

Маша была поздним ребенком. В детстве отец ее баловал, возможно, компенсируя таким образом недостаток личного общения. Он много работал, часто возвращался за полночь, когда дочь уже спала. На следующее утро на тумбочке возле своей кроватки Маша обязательно находила какие-то мелочи: мыльные пузыри, шоколадку, пушистый брелок, позже стали появляться косметика и живые цветы. Потом Маша узнала, что все эти отцовские подарки закупались Алевтиной Петровной, которая жила в их семье и работала няней, поваром, помощницей по хозяйству, а после переезда отца в загородный дом стала полноправной домоправительницей.

Отец сделал блестящую, как Маше казалось, карьеру. Начав со следователя, продолжив помощником прокурора, он довольно быстро получил должность судьи в небольшом суде, защитил диссертацию, и, двигаясь поступательно по карьерной лестнице, был назначен Судьей Высшего суда Государства.

Насколько Маша могла вспомнить, отец всегда имел дорогие машины, часы, костюмы и прочие статусные вещи. То время, когда, с его слов, он перебивался макаронами и консервами, ходил в единственном пиджаке, затертом на локтях до дыр, Маша не застала и, находясь в атмосфере роскоши, с трудом верила в рассказы о тяжелой юности.

Именно отец настоял на том, чтобы Маша поступила на юридический факультет и получила диплом юриста. Он хотел, чтобы она продолжила профессиональную династию. После окончания школы Машу совершенно не тревожили мысли о ее будущем, она не имела четкого понимания, кем бы хотела работать и чем заниматься, поэтому согласилась с мнением отца, тем более что ей было гарантировано поступление в самый лучший университет. Учеба не тяготила. Маша успевала все: сдавать зачеты и экзамены, заниматься спортом и танцами, тусить в ночных клубах, участвовать в немыслимых проектах по спасению редких видов животных, путешествовать по миру. Она всегда была легкой на подъем, увлекающейся и жизнерадостной.