Но пассажи подобного рода соседствуют с предельно трезвыми, реалистическими оценками социальной сущности гитлеровской диктатуры. Крупные промышленники и финансисты были, с его точки зрения, «той исторической силой, которая в наибольшей степени содействовала становлению Третьего рейха» и стала воплощением «зловонного пруссачества и милитаризма»[66]. Майнеке однозначно указывал на вину прусско-германской милитаристской касты – «низменной и уродливой», «господ из тяжелой промышленности и восточногерманского юнкерства». Он писал об ответственности «экстремистских политиков крупной буржуазии» за «все то, что подготовило катастрофу и особенно возникновение национал-социализма»[67].

Международная политика нацистов была, по утверждению Майнеке, воплощением «беспощадного национального эгоизма, неразборчивости в выборе политических средств, равнодушия по отношению к требованиям, необходимым в условиях сосуществования с другими европейскими государствами». Ученый безоговорочно осудил войну против Советского Союза как преступление и не допускал никаких уступок тем, кто, приспособившись к начинавшейся холодной войне, именовал агрессию на Востоке «позитивной чертой режима». Антибольшевистская пропаганда была, с его точки зрения, лишь «прикрытием завоевательных устремлений»[68].

Россия, был уверен ученый, внесла «наибольший вклад в победу во Второй мировой войне». Будучи открытым противником сталинской политической системы, он восхищался несгибаемым мужеством русского народа. Воплощением бесстрашия стали для Майнеке слова насильно пригнанного в Германию военнопленного: «Мы готовы погибнуть за нашу Родину», которые находились во «внутреннем соответствии с национальным сознанием»[69]. Основой внешней политики новой Германии должна стать «добровольная федерация народов Центральной и Западной Европы», необходимая для того, чтобы «перебросить мосты через пропасти между народами»[70].

Какими должны быть, по Фридриху Майнеке, пути созидания новой Германии? Прежде всего необходим «радикальный разрыв с милитаристским прошлым». Прусский милитаризм «может и должен исчезнуть». Ликвидации подлежит «нацистская мания величия вместе с ее антикультурой». Новое германское государство должно базироваться на воплощении принципов социальной справедливости. Немалое значение имел и вывод ученого о том, что «необходима основательная ревизия традиционных исторических концепций», дабы «ясно отделить друг от друга ценности и антиценности нашей истории»[71].

Майнеке предвидел, что последующие попытки проникнуть в существо гитлеровского режима неизбежно будут несовершенными. Свою книгу он рассматривал как проявление «тенденции к более полному пониманию» национал-социализма, как работу, несущую на себе «дыхание атмосферы, в которой рождалась судьба Германии». «В германской истории, – утверждал он, – немало трудных загадок». «Вопросом о глубинных причинах самой ужасной катастрофы в истории Германии будут заниматься и в следующих столетиях»[72].

В труде Майнеке был поставлен принципиально важный вопрос, который и ныне будоражит умы историков: был ли нацистский режим органичным продолжением германского прошлого или же случайным выбросом в истории страны? Именно поэтому его книга получила впоследствии высокую оценку со стороны столь авторитетного ученого, как Фриц Фишер, который писал, что «Германская катастрофа» стала «толчком к критическому мышлению», «воплощением короткого периода немецкой готовности опомниться и раскаяться, который, разумеется, продолжался совсем недолго»[73]. В 1950-е гг. выводы Майнеке были преданы забвению, верх в исторической науке ФРГ взяли совсем иные установки.