Теперь, почти через 30 лет, мне трудно объяснить, чем и почему нежный Жора мне сразу понравился. Первая наша встреча, которую я здесь описала, вызвала, конечно, к нему симпатию, но мне кажется, что первой ниточкой, привязавшей к «моему солдатику» девичье сердце, – была оторванная пуговица… Нам тогда же пришлось снабдить Жору папиным бельём, где-то «там» не было пуговицы, и я сама (для себя лично я очень не любила делать этого) пришила её. Жора был сиротой, ехал куда-то на Волгу к тётке и оказался этаким «беспризорным юношей». И вот, кажется, эта самая пуговица, эта маленькая женская забота «пришила» меня к высокому скромному студенту. А впрочем… Разве можно сказать, что, как и всегда именно привязывает женское сердце? Где-то у Марк Твена Ева обдумывает, почему, собственно, она любит Адама. И приходит к неожиданному для себя самоё выводу – «я люблю его, потому, что он мой и мужчина. Других причин, по-моему, нет»… И это верно. А, может, был прав и Оскар Уайльд, сказав: «женщины любят нас за наши недостатки».

Жора показался мне тогда таким непрактичным, бедным, «беззащитным» против требований реальной жизни, что мне сделалось как-то жаль его. Вот, честный русский солдат-доброволец, с Георгием, раненый, а белья у него нет, гребешок поломан, носовых платков всего два (и каких грязных – ужас, ужас!), денег, видно, тоже не густо. И всего-то у него есть – молодость, смелость, простота и хорошие честные серые открытые глаза.

Так почувствовала я симпатию и жалость к Георгию Лукину, скромному герою. С этого-то, видно, и началось…


Так в один день, 3-го апреля 1917 года познакомилась я с тремя людьми, которые по-своему все трое сыграли роль в моей жизни – Лениным, Бочкарёвой и Лукиным. Судьба? Совпадение? Случайность? Кто скажет?..

Глава 2. Русская лихорадка

Теперь немножко обо мне и о «том» времени. Господи, как давно это было! Словно столетия промчались над моей головой…

Наша семья была, так сказать, наследственно военной. Сколько я знаю – все наши деды и прадеды были военными, участвовавшими в боях и под Бородиным и под Севастополем. Отец мой командовал полком – теперь где-то на Карпатах, и поэтому понятно, почему мы с детства были окружены атмосферой военного мира.

Моя старшая сестра Лида была в то время сестрой милосердия. Ей, бедняге, очень не повезло в жизни. Её жених, офицер, был убит наповал во время первых же атак на Восточную Пруссию. Именно это заставило её посвятить свои силы раненым и больным на фронте. Впоследствии во время гражданской войны она была сестрой в армии генерала Корнилова; во время отступления этой армии, осталась с ранеными в какой-то казачьей станице, была замучена и зверски убита большевиками.

В то время, которое я описываю – весна 1917 года, она всё время уговаривала меня также поступить в сёстры милосердия, но я решила сперва окончить гимназию – это важное событие должно было произойти в конце апреля. Обидно было бросать гимназию за какой-нибудь месяц до получения диплома.

Время было путанное и полное грёз. Сколько позже я ни читала книг про это время – никто не мог толково описать, ЧТО ИМЕННО происходило в России и с Россией в начале рокового 1917 года.

Пусть читатель не ждёт этого и от меня. Я ведь не хочу давать вам мои теперешние мысли. Мне хочется представить вам себя такой, как я была в то время – весёлой, смешливой, жизнерадостной девушкой неполных 18 лет. ЧТО могла я понимать в сложности того времени…

Но всё-таки несколько слов сказать нужно.

После военных неудач 1916 г. страна с громадным напряжением перестроилась на военные нужды, армия была реорганизована, пополнена, снабжена всем необходимым для военного наступления 1917 года. Папа говорил, что наступление это должно быть удачным и решающим. Немцы не могли выдержать русского удара. Но в это время внутри страны уже что-то бродило, какие-то смутные предвестники бури. В декабре 1916 года Великий Князь с членом Государственной Думы Пуришкевичем и князем Юсуповым, теннисным чемпионом, убили Распутина, злого гения России и доброго гения Цесаревича