Тогда я погуглила «делит ли ребенок кровь с матерью», решив проверить, не имелось ли у меня когда-то в моей жизни собственной – незапятнанной – человеческой крови; и верхний результат поиска был таков: «Нерожденного ребенка соединяет с плацентой пуповина. Все питательные и поддерживающие жизнь вещества и кислород попадают в ребенка из крови матери через плаценту и кровеносные сосуды в пуповине». Этот факт разозлил и разочаровал меня. Показалось, из него следует, что во мне больше от матери и меньше от отца, больше от демона и меньше от человека, что во мне были зло и грех еще до рождения. Но я не знаю, как на самом деле проходит вампирская беременность. Не знаю, не плавала ли я первые девять месяцев своего существования в гнилостных водах почти мертвой матки; не знаю, может ли матка внутри меня, которая была маткой вампира с тех пор, как меня обратили ребенком, вообще поддержать новую жизнь. У меня так и не начались месячные, а мама однажды призналась, что у нее они проходят почти без крови и случаются нерегулярно, как будто она навеки застряла на границе между фертильностью и менопаузой.

Воспоминание о человеческой крови теперь проявляет себя как нутряная реакция на вены и шеи других людей. Для меня кожа на шеях не такая, как на других частях тела. Она кажется тонкой, съедобной, как рисовая бумага, в которую завернута сладость. Эта кожа слишком пустая, чистая по сравнению с остальной, будто просит, чтобы на ней оставили пометку, как очень дорогой холст для каллиграфии или полученная холодным прессованием «Фабриано»[7]. Я часто задумываюсь о том, не аналогична ли моя тяга к искусству жажде поглотить и уничтожить незапятнанность человеческой шеи. В художественной академии я прочитала о лучшей бумаге, которой пользовались художники семнадцатого века, – ее делали из кожи овечьих эмбрионов. Она ценилась за мягкость, способность легко впитывать краски, ровную текстуру по всей поверхности. Очень долго процесс создания произведений искусства подразумевал убийства живых существ. Даже мой папа для своих картин растягивал на деревянных рамах тонкий шелк. Когда-то, когда у нас еще были его работы, я смотрела на созданные им на большом полотне странные геометрические формы и думала обо всех шелкопрядах, которым не довелось выйти мотыльками из своих коконов.

Сверху страницы с результатами гугл-поиска доставки свиной крови в Лондоне – пять рекламных объявлений. Четвертое – бутылка из матового белого пластика с красной крышкой. Внутри можно разглядеть слабый намек на бордовую жидкость. Перехожу по ссылке. Но, когда страница прогружается, замечаю название сайта – «Магазин приколов „Покерфейс“» – и описание: красное вино, сгущенное, чтобы казаться настоящей кровью. Я возвращаюсь назад. Еще одна бутылка «крови» для грима со спецэффектами под названием «текущая кровь»; есть еще два варианта – «кровавые брызги» и «запекшаяся кровь». Я нахожу форум, на котором кто-то спрашивает, можно ли в Великобритании найти поставщика свежей свиной крови. В посте человек пишет о изготовлении сосисок премиум-класса. Все ответы описывают различные постановления, запрещающие скотобойням и мясникам продавать свежую кровь. Видимо, хозяйка лавки в Маргите нарушала правила. Меня бы это не удивило. Казалось, в этом городке все пущено на самотек. Но теперь лавки нет. За месяц до нашего отъезда хозяйка объявила о закрытии магазина: арендная плата резко повысилась, городок стал популярен у лондонцев. Мы запаслись несколькими канистрами крови на ближайшее время и попрощались с ней.

Откидываюсь на спинку стула и задираю голову, поднимая глаза к потолку. В первый раз за все двадцать три года моей жизни я осталась по-настоящему одна. Полная независимость, впервые. Я должна заботиться о себе, жить как человек, без мамы, ждущей меня дома, – здоровой или нет, – без моих вещей вокруг, без ее вещей вокруг. И это уже сложнее, чем я предполагала. Хотя мне нравится доводить себя до предела, я не ожидала сложностей с поиском крови в первый день стажировки. Планировалось, что я немного проголодаюсь, испытаю возбуждение, а потом организую запасы в холодильнике и буду нормально питаться, хотя бы пока не разберусь, как работает галерея, и не познакомлюсь со всеми коллегами. Поднять запрокинутую голову стоит мне невероятных усилий – я опускаю руки на стол и кладу ее на них. Экран ноутбука оказывается на одном уровне с моим лицом. Чувствую, как слюна капает на рукав, но мне плевать. Если я отвратительна по природе, значит, немного слюны ничего не изменит.