Нелепость стихов и колечек разных.

Во мне нет звука – я, прости, вакуум,

И слова мои для тебя мало весят.

Потому то мне нечего дать тебе,

Потому здесь меня ничего не держит.

Я храню тебе верность, как Орфей Эвридике,

И боюсь заклинаний Персефоны с Аидом.

Я мешу снег московский зимней подошвой,

Заскучать призывая по нашей похожести.

Не хочу, чтоб ты стала очередным прошлым,

Составлять из других когорту ложных.

Суки воют за окнами, словно чуют,

Что скоро еще одна к ним прибудет.

Я устала так жить, как будто мертвая,

Я жду, когда ты оглушишь перепонки.

Истерично, злобно, любовно – как раньше,

И снова весь мир оденешь в сарказм.

Что за мужчина взял трубку ночью?

Брат ли? Любовник? Не суть ведь, в общем.

Мы друг друга беречь на кресте обещали,

И мне от предательства больно. Печально,

Что никогда не вернуться в начало:

Адам сгрызет яблоко, что ему дали,

Иуда продаст за тридцать сребреников

Петр до петухов первых сдрейфит.

Но в отношениях виновны оба,

И я каждый день умоляю Бога:

Вернуть в мою в жизнь нежную и глубокую,

Игривую девочку, недотрогу.

И прошу тебя: прости меня, взбалмошную,

Несдержанную, плачущую, в тебе растворяющуюся,

Вечность не обнимавшую с расставания нашего,

И после – лишь видевшую ангелов падших.

И пусть ни в начало, ни в середину,

Но с тобой! Возвратиться из этого мира

В мир живущей надежды и детской веры,

Что мы есть друг у друга, хоть раз в неделю.

Алкоголики будут также геройствовать —

И попадать в Склифосовский,

В лучшем случае, как и суицидальники

Совершать попытки множественные.

То, что заложено,

Не вырезать – любыми ножницами,

И в этой похожести обреченностью

Вселенская какая-то непреложность.

Как и любить тебя любовью раненного,

Хотя известно все было заранее.

Но пароксизмы любви, как выстрелы с одного шага, —

Точное попадание.

«Не надо, не надо, страдать!

Лучше все всем раздать!

Обрести свободу в желаний отсутствии!»

Какая же благодать,

Если я одиноким сиднем

Перестану присутствовать в мире?

Если лишить человека желаний,

Он умрет, кто бы он ни был.

Любовь – хроническая болезнь,

Не разлюбишь, не вылечишься инъекцией.

Хоть к гадалке ходи, хоть к монаху —

Неизлечимо биение сердца.

Так и живешь: когда чуть подлечиваешься,

Когда все надежды возлагаешь на печень.

Бог – любовь и, значит, основа —

И лечение бесконечно.

Ты просыпала соль –

Ты теперь соло, я теперь соло.

Не дождется принца Ассоль,

Не забьется в ворота гол,

Не встанет утром рабочий,

Не дождется танцующий ночи,

И Раскольников, между прочим,

Забудет раскаяться Сонечкой,

Ребенок не получит подарков,

Не дождется любви куртизанка,

Не пропустят в ворота Каффку —

Мир вывернется наизнанку.

Молоко не прольется Аннушкой,

Пушкин доживет до старости,

Посторонний Камю станет радостным,

А лимоны наполнятся сладостью.

Не совершится прыжок,

Побежденный уже не рискнет,

И к любви уже не призовет

Вновь распятый Христос…

Ты просыпала соль —

Пути нет, где мы вдвоем.

Лишь ты причина того,

Что мир поменял лицо.

Если я умру – ты не заметишь,

Я теперь из таких невидимок: невидимее остальных.

А узнаешь – смерть облегчит без того от меня свободную память.

Не будет расходов и понятых.

Если я умру – не будешь плакать.

Кто оплакать мог, уже ушли.

(Да и истинное горе молчаливо:

Смерть слезами мерить не должны).

Если я умру – спокойно выдохнешь:

Значит, больше никогда не позвоню.

"Слава богу! Минус опасенье,

Что тревожить будешь поутру".

Если я умру – все будет также:

На работу ты, домой, в кино. —

Впрочем, ты уже меня похоронила.

Значит, что изменится? Ничто.

Мы убили самое замечательное чувство на свете —

Мы инфантильны и глупы.

Я так хотела Вас избавить от быта,