Но поговорить ведь можно – это не очень страшно. Особенно если молчать.

На деревянных ногах я подошла к порогу, ещё раз глубоко вздохнула для успокоения нервов, вышла в коридор и пошла…  

А куда я пошла? Куда надо идти, чтобы поговорить?..

Я остановилась, стараясь сообразить, куда ушел мужчина в плаще.

На первый этаж? В свою комнату?..

На всякий случай я подергала дверную ручку в спальню Левенштайля.

Закрыто. Значит, разговаривать придется в другом месте.

Прислушиваясь к каждому шороху, я прошла по коридору до конца, спустилась по лестнице и заглянула в столовую.

Мужчина был там. Стоял возле окна, и женщина средних лет – полноватая, в белоснежном чепце, с заспанным лицом, подавала на подносе чашку с каким-то дымящимся напитком.

- Доброе утро, миледи, - сказала женщина, делая маленький книксен. – Вам тоже подать чай?

- Да, пожалуйста, - пробормотала я.

Мужчина чуть приподнял брови, глядя на меня, молча взял чашку, которую предлагала ему служанка, и сделал глоток. Женщина в чепце ещё раз поклонилась и ушла, протиснувшись мимо меня бочком.

Я сделала два шага вперед и остановилась, переплетя пальцы и не зная, что сказать. Но мужчина молчал, испытующе глядя на меня поверх чашки, и я пробормотала:

- Доброе утро.

- Доброе, - ответил он, сделал ещё глоток и поставил чашку на подоконник.

Потом снял меховой плащ и бросил его на стул. Под плащом у него был черный пиджак (я не знала, как назвать эту одежду иначе), расшитый тонкими серебряными нитями. Мужчина в черном. Пугающе, между прочим.

- Может, хотите что-нибудь к чаю? – ухитрилась выдавить я, теряясь под пристальным взглядом темных глаз. – Печенье, гренки…

Он опять приподнял брови – удивленно, насмешливо.

- Решила стать образцовой женой, Алинора? – спросил он с кривой улыбкой. – Ты головой, часом, не ударилась?

- Да, - подтвердила я с радостью. – Ударилась.

- Оно и видно, - проворчал он, снова мрачнея. – Признаться, я не хотел приезжать, - он отвернулся к окну, и теперь голос звучал глухо, но я почувствовала себя свободнее. – Не хотел приезжать, не хотел тебя видеть, но Малыш настаивал, что нам надо помириться. Малыш считает, что моя семейная жизнь должна быть безупречной. Никаких скандалов.

Малыш? Кто это – малыш?.. У Алиноры и ее мужа есть ребенок? Он настаивает, что семейная жизнь должна быть без скандалов?.. Почему эта ужасная женщина ничего не рассказала мне об этом?

- А вы как считаете? – спросила я, чтобы выиграть время.

- Я бы хотел, чтобы он побольше думал о своей семейной жизни, - отрывисто бросил мужчина. – Ему скоро двадцать два, а он и не думает о женитьбе.

Малышу – двадцать два? Что же это за малыш такой, великовозрастный?

- Но и спорить с ним не могу, - теперь мужчина говорил с усилием, будто каждое слово давалось ему с трудом. – Его величество настаивает, чтобы ты вернулась. Он хочет видеть нашу семью счастливой, видеть нас вместе. Вместе, понимаешь?

Значит, всё-таки он – генерал Левенштайль. Мой муж. То есть – муж Алиноры. Имя… имя… Как его имя? Такое тяжелое, трудное… Тяжелое, как камень…

- Ксандр… - вспомнила я, наконец, и мужчина оглянулся. – Давайте пока пьем чаю, - предложила я. – Разговор никуда не убежит. Я плохо себя чувствую, и мысли путаются…

- Не спала всю ночь? – подхватил он, и в глазах сверкнули опасные искорки.

- Не спала, - ответила я уже смелее. – Я же говорила вам, что поранилась. Неважно себя чувствую… - я показала ему ожженную ладонь, как доказательство своего недомогания.

Мужчина в несколько шагов преодолел расстояние между нами и наклонился над моей пораненной рукой.

- Ты в своем уме? – резко спросил он, разглядывая вспухший ожог, который уже пошел пузырями. – Почему не перевязала?