Я спешу ей на помощь, ещё не готовая поверить в реальность случившегося. 

— Карина, возьми себя в руки, — холодно замечает дядя Свят. — Я вас отвезу. Идёмте. 

Эти слова действуют на маму, как успокоительное. Она поднимает заплаканные глаза на меня, протягивает ко мне руку и, обхватив мои пальцы своими, поднимается на ноги: 

— Да... да. Спасибо, Свят. Пойдём, милая. 

Мы втроём занимаем заднее сидение машины отца Славы, и он говорит водителю номер больницы, в которой сейчас находится мой отец... 

Папа... Это не может быть правдой. Пап, борись! Ты должен жить. Ради нас с мамой, ты должен жить! Пожалуйста, папочка... 

Пока мы едем, время тянется невыносимо медленно и в то же время его, словно не существует, потому что в больницу мы врываемся буквально через секунду, после того как сели в машину.  

Мама крепко сжимает мою руку, словно только это ей помогает держаться. У меня онемели пальцы, но я не обращаю внимания. Сейчас ничего не имеет значения. Сейчас нам с мамой нужно знать, что с папой всё будет в порядке. Только это важно. И больше ничего. 

Нас провожают в комнату ожидания и обещают, что врач, который расскажет нам о состоянии папы, придёт к нам, как только освободится. Мы вынуждены ждать, заняв мягкий диван и крепко обившись. Минуты неизвестности тянуться, как резина, из одной перетекая в другую, но, словно оставаясь на месте. Потому что ничего не происходит. Врача всё нет. Тихие слёзы катятся с глаз мамы. А я не буду плакать. Потому что папа не может умереть. Мне плевать, что сказал дядя Свят. Он не доктор. Он ничего не понимает в медицине. У него другая специальность. А вот врач, врач папы, придёт и скажет, что всё будет хорошо. 

Не может быть по-другому. 

Я не хочу. 

— Карина, ты всегда можешь рассчитывать на меня. Договорились? — врывается в наш с мамой мир голос дяди Свята, о котором мы совершенно забыли. 

— Не смей, слышишь? — шипит в его сторону мама, сильнее сжимая меня в своих объятьях. — Не смей хоронить его раньше времени! 

— Прошу, будь благоразумна... 

— Заткнись! Молчи или уходи отсюда, ясно? 

— Совершенно. 

Зачем он так говорит? У него, что, вообще нет сердца?  

Я провожаю его спину злым взглядом до самого окна, к которому он отходит, и тут дверь в комнату открывается. Врач! Мы с мамой подскакиваем с мест, вновь берёмся за руки и с замершим сердцем ждём, когда он приблизится к нам и заговорит. 

— Как я полагаю, вы супруга Ромашова Дмитрия Александровича? 

— Верно. Карина Марковна, — часто кивает мама. — Это наша дочь, Слава. 

— Приятно познакомится, меня зовут Ирш Валерий Валентинович, я дежурный врач. Карина Марковна, ваш супруг попал в автокатастрофу, "Скорая помощь" доставила его в нашу больницу в очень тяжёлом состоянии. Чудом, если быть откровенным. Карина Марковна... мы... мы сделали всё, что было в наших силах, но боюсь, этого недостаточно, чтобы ваш муж остался жив.  

У мамы подкашиваются ноги, но рядом вырастает дядя Свят и успевает её подхватить за плечи, я же ощущаю себя так, словно весь мир в один миг опустел. 

Недостаточно, чтобы ваш муж остался жив... 

Недостаточно... 

Остался жив... 

Это значит, что он точно умрёт?.. 

— Присядьте, Карина Марковна... 

— Но... Что...  

Маму усаживают, дядя Свят продолжает обнимать её за плечи, а я остаюсь на месте, словно окаменела. 

— Карина Марковна, сейчас ваш супруг в реанимации, он находится на аппарате жизнеобеспечения. Нам остаётся лишь следить за его показателями. Я не отговариваю вас верить в чудо, но советую приготовится к любым последствиям.  

К любым последствиям... 

Я не могу здесь больше находится.