Кажется, я задеваю плечом доктора, когда бегу мимо него к двери. Воздух! Мне нужен воздух. Но вокруг лишь стены. Давят, словно они живые и шевелятся. Словно вознамерились раздавить меня, уничтожить, не дать сделать и вдоха. Или это так сдавливает мою грудь? Отчаяние и боль, которым я не позволяю развернуться в полную силу? 

Плевать. 

Мне нужно бежать. Бежать от этого места, как можно дальше. Я знаю, что там им меня не достать. Им не добраться до меня. Я не позволю! 

Не хочу. 

Лестница. Люди. Стены. Коридоры. Всё смешивается. Становится каким-то размытым пятном. Но там... Где-то там, куда я бегу, всё станет понятным и чётким. Я чувствую. Знаю! 

— Яся! Ясь! 

Что?.. Слава?.. 

Не знаю как, но вот я уже в его руках. Дышу... С безумием вдыхаю знакомый аромат, наполняю лёгкие необходимым кислородом... 

Я здесь. Я добралась. 

— Ты в порядке? Мама сказала... 

Выдох: 

— Нет. Мой папа... он... умирает, Слав... 

Боль и отчаяние настигают меня в один короткий миг, и я падаю в их мрачную бездну. 

*** 

На маму больно смотреть — она выглядит абсолютно потерянной. Но каким-то образом собралась и организовала похороны... папы. 

Господи, не могу поверить, что он больше никогда не войдёт в входные двери собственного дома и не назовёт меня ласково козочкой... 

И все эти люди? Которое собрались тут? Они так же сильно любили моего отца? Они действительно жалеют, что его больше нет? Неужели, они могут страдать так же сильно, как страдаем мы с мамой? Очень сомневаюсь. 

Резко поднимаюсь из-за стола и иду на задний двор. 

Слышу, как Слава поднимается вслед за мной и мысленно его благодарю — он единственный кто отчасти понимает моё состояние. В любом случае, старается изо всех сил и поддерживает меня. Впрочем, я уверена, что он-то как раз любил моего отца не меньше меня, а значит, ему больно так же, как мне. 

— Куда сбежим? — интересуется Слава, как только мы выходим на воздух. 

— Не знаю, — бросаю я и иду специальной дорогой к конюшне Славиной семьи. 

— Понял. 

Езда верхом всегда избавляла меня от любых мыслей. Словно ветер, омывающий твоё лицо, когда ты мчишь по полю галопом, всерьёз способен развеять все твои печали и невзгоды. Впрочем, тебе и не должно быть дела до размышлений, когда нужно удержаться в седле. 

Слава помогает мне запрячь Зарю, а я ему — Икара. Мы всё делаем молча, не сговариваясь, потому что уже сто раз это проделывали. Затем мы выводим лошадей из конюшни и осёдлываем их. Моя любимая Заря — девочка умная, и с полунамёка понимает, что я от неё требую, потому уже совсем скоро мы с ней мчимся вперёд на бешенной скорости. 

Отпустить. Освободиться от боли. Но сохранить в сердце и в памяти всё самое важное, связанное с любимым папой. Сложно? Безумно. Потому что ещё несколько дней назад он был реальной и неотъемлемой частью моей жизни, а теперь стал лишь воспоминанием. Сложно с этим смирится, но выбора нет. 

Через некоторое время я притормаживаю Зарю и перевожу её на шаг; вскоре нас догоняют Слава с Икаром и начинают вышагивать рядом. 

— Прости за то, что я сейчас скажу, Ясь, но я всё больше склоняюсь к мысли, что лучше вообще никого не любить. 

— Не лучше, а проще. Легкий путь, Слав. 

— Так, а зачем мне сложности? Взять моего отца — по нему я бы даже не скучал. А твой... Твой отец, Ясь, умирать не должен был.  

— Но умер. И я не капли не жалею, что любила его всем сердцем. И сейчас люблю. Всегда буду любить. 

— Той любовью, что приносит боль? Увольте. Со мной такого больше не случится. 

— А как же твоя мама? Разлюбишь к тому времени, когда придётся с ней прощаться? 

— С чего ты взяла, что я её прям люблю? — усмехается он.