Нет, она не ощутила моего приближения и не направила на меня свой «тяжелый и давящий» взгляд – она, не обращая внимания на редкие проезжавшие мимо ее церкви машины, продолжала копошиться тяпкой в земле. Я же, напротив, обратил на нее свое внимание, однако машина уже через секунду пронеслась мимо церквушки и устремилась дальше.

– Мам, – произнес я, отворачиваясь от окна, – ты знаешь эту женщину?

– Ты о ком? – не поняла мама.

– Ну, о Дарии, – ответил я. – У нее тут какая-то церковь, кажется.

– А, да… – задумалась мама. – Она странная. Она когда-то в музее работала городском, историком нашим была, а тут несколько лет тому назад муж у нее умер. Из моря не вернулся, утонул в рейсе. Это было, когда ты еще в школу ходил. А вот, лет пять назад, когда ты на учебу отправился, стала людям рассказывать, что муж ее в лучший мир отправился, начала помогать алкоголикам, выводила их из запоя, те постепенно от выпивки отказывались. И вот вскоре церковь свою организовали. Она там вроде лидера, а вот кому поклоняются – непонятно.

Вдруг я понял, что вновь не обратил внимания на символику, что венчала крышу церкви.

– Сектанты какие-то, – добавил отец.

– А почему спрашиваешь? – поинтересовалась мама.

– Да просто шел тут вчера и увидел, как там люди собираются, – развел руками я. – Колокола еще звонили у них, вот я и обратил внимание. Я еще Милу встретил, кстати. А эта Дария, она какая-то жуткая. Не находишь?

– Может быть, – пожала плечами мама. – Но ты ее пойми, она мужа потеряла, вот, видимо, и немного головой тронулась от горя. У нее и детей, вроде бы, нет, я не знаю. Одна она живет теперь, кто знает, что у нее там, в голове происходит теперь? А у нас же не принято к психологам обращаться, да, и принято было бы – где же их искать у нас?

– Ну да, – выдохнул я и до самого дома больше не произнес ни слова.

Остаток дня прошел столь же безмятежно. В основном, я его пролежал, посмотрел по телевизору один старенький боевик с Мэлом Гибсоном и Дени Гловером на главных ролях, напился чаю, будто в последний раз. И вот, когда на улице уже окончательно стемнело, мне позвонил Рома и предложил встретиться. Причин отказывать ему у меня не было, кроме того, перед сном больше всего я любил погулять.

Я наспех собрался, обулся и вышел на улицу. Вокруг горящих ламп уличных фонарей роились насекомые, в кустах стрекотали сверчки, а на небе мерцали звезды. Со стороны порта доносилось низкое тарахтение корабельных двигателей. Я вышел со двора и спустился к дороге. В канале журчал ручей, большие черные пауки натянули свои сети меж бетонных стоек старого забора, под крышами гаражей и козырьками подъездов, и сидели там, в ожидании несчастной жертвы. По улице пробежали две бродячие собаки, двигаясь им навстречу, прошла мимо меня шумная группа местной молодежи.

Рому я вновь узнал в первую очередь по походке, стоило тому показаться в свету фонарей в сотне метров от меня. Мы пожали друг другу руки и побрели в центр по нашей сонной и малолюдной даже по меркам Южнопортового улице.

– Как себя чувствуешь? Лучше становится? – поинтересовался Рома.

– Да, – легонько улыбнулся я. – Неделя прошла, а я уже иду на поправку, как мне кажется. Сегодня с родителями на море ездили, я отдохнул.

– Это хорошо, – кивнул он.

– Милу тут вчера встретил, – продолжил я. – Прошлись с ней, поговорили. Я боялся, что общение у нас не пойдет, так как мы уже несколько лет как нормально не общались. Но, знаешь, все хорошо.

– О! – воскликнул Рома. – Она тоже здесь? Я ее помню. Все еще сохнешь по ней? – спросил он, ехидно, но по-доброму улыбаясь.