Лада сидела на полу, сдавив ладонями виски, и сквозь стоящие в глазах слёзы смотрела на обрывки картин из своего прошлого, которые сменяли друг друга на мерцающей поверхности зеркала.

– А твой брат! Он уже забыл о тебе! Когда в последний раз он навещал тебя!? Ты не нужна ему. С рождения он окружён вниманием и заботой. Долгожданный наследник! Государственные дела и проблемы? Да! Но это жизнь, яркая и интересная. И Данияр – в центре этой жизни. Ты, с твоим серым унылым существованием, можешь быть только обузой для него. Да тебя даже не выводят в свет, скрывают, насколько это возможно, сам факт твоего существования. Дабы не уронить чести королевского рода!

Зависть к сестре и брату петлёй сдавили горло девушки, ядовитыми крошечными змеями проникли под кожу и удобно расположились внутри её тела. Принцессе казалось, что она впервые испытывает такое. Впервые? И Лада вспомнила, что это чувство ей знакомо с раннего детства, но его укусы были слабы, а болезненный зуд от них быстро исчезал под ласковыми взглядами сестры и от улыбок брата. Но яд оставался, накапливался… Ложь, всё ложь!

– Брезгливая гримаса матери, равнодушный взгляд отца, – безжалостно продолжала Амелфа. И в отражении зеркала Лада увидела лицо королевы, обращённое на неё, стоящую возле кроватки недавно родившегося брата, а потом потеплевший взгляд зелёных глаз, когда мать заговорила с Лили. Вот отец при редкой встрече с младшей дочерью смотрит сквозь неё, словно она пустое место, а в следующее мгновение ласково похлопывает по плечу брата, хваля его за что-то.

– Ведь ты ненавидишь их, своих родителей! Да и достойны ли они чего-то иного? Вспомни, как молнией мелькнула в тебе злорадная мысль, когда умер твой отец: «И поделом!» Ну же, признайся себе!

Лада уже не пыталась сдерживать слёз, беспрерывно стекавших по её щекам. Но слёзы эти не приносили облегчения, а камень на сердце не становился меньше. Напротив, в какой-то момент девушка почувствовала, что её сердце само обратилось в камень, холодный и твёрдый. Глаза мгновенно высохли, и она вздохнула свободно. Камень в груди бился спокойно и ровно, и ничто не давило на него.

Она поднялась и снова взглянула в зеркало. Из сумерек, едва подсвеченных снизу слабым огнём стоящей на полу лампы, на неё смотрело её собственное отражение. Хрупкая невысокая фигура в белой сорочке до пят с накинутым поверх полупрозрачным голубым пеньюаром, сейчас серой дымкой окутывающем её. Бледное лицо с тонким, слегка вздёрнутым носом, волосы выбились из заплетённой на ночь косы и топорщились во все стороны. Цвет глаз в полумраке было не различить, они казались огромными и тёмными, а внутри зрачков то и дело вспыхивало и гасло оранжевое пламя. Как же Лада ненавидела своё лицо! Ах, если бы она была похожа на мать или сестру, её жизнь была бы совсем иной!

– Ты очаровательна! Это они, все эти недалёкие люди, не смогли оценить твою уникальную красоту! Это их ты ненавидишь! – снова услышала Лада из зеркала.

– Уникальную! – с горечью воскликнула девушка. – Не нужна мне такая красота. Идеальная красота моей матери – вот то, что мне нужно!

– Ты уверена?

– Да.

– Я могу помочь, – плохо скрытая радость в голосе Амелфы насторожила Ладу. Но принцесса всё же спросила:

– Как?

– Приводи сюда свою мать и увидишь.

– Моя мать на дух меня не переносит, она ни за что не пойдёт куда бы то ни было со мной, а сюда – тем более.

– Я научу тебя, как приготовить снадобье, которое заставит её следовать твоему слову в течение часа. Этого будет достаточно.

В груди Лады что-то толкнуло камень, бьющийся теперь там вместо сердца, за толчком последовала слабая вспышка. Девушка почувствовала неладное, словно одна нога поскользнулась на краю бездонной пропасти. Принцесса замерла, а затем произнесла: