Поля, на которых еще недавно высаживали рядами лаванду и подсолнух, теперь по горло заросли сорняком. Теперь здесь настоящая хиппи-община, прибежище любого заплутавшего пилигрима.

Только в оглушительной тишине голоса кажутся ненастоящими, словно мистер Ветер записал их на пленку и теперь воспроизводит.

Меж грушевых рядов кто-то бросил ванну — некогда белоснежную, а теперь изрядно проржавевшую в точке слива. Наверное, во время дождя ванна до краев наполняется водой, и потом эту воду можно использовать для полива сада. Я читала о том, что в этих краях с пресной водой напряженка.

Когда я лежу в нагретой солнцем ванне, провожая взглядом молчаливые облака, меня не покидает ощущение, что память, затопившая эту территорию, настойчиво пытается мне что-то рассказать. Я лежу босиком, бросив шлепки снаружи. Пупырчатая тень грушевой листвы изучает карту моих веснушек.

За пределами добра и зла, правды и лжи, любви и ненависти, зависимости и свободы простирается бесконечное пространство незнания. Пока весь мир движется вверх и умножает полученные знания о самом себе, я каждый раз выбираю право ступить в неизвестность, не имея никаких догадок о том, что меня там ждет.

Неистовая солнечная радиация топит бледную паутинку снега на горных вершинах, и облака путаются в ней как…

Кто прислал нам письмо?

Что вам нужно в этом одичавшем, скалистом, забытом всеми краю?

Когда я прокручиваю в уме эти вопросы, в голову невольно просится отрывок из «Левой руки тьмы» Урсулы Ле Гуин. Этот отрывок всегда мне нравился, потому что он как нельзя нагляднее иллюстрирует то, что с нами происходит. Там говорится о таком важном навыке, как умение задавать правильные вопросы.

Шаманская община где-то глубоко в горах, например, владеет неким тайным знанием: они умеют задавать вопросы и получать ответы. Гонимый жаждой узнать день своей смерти, король приходит к ним за тайным знанием. Но не получив ответа, сходит с ума и погибает в темнице.

Правильные вопросы. Когда мы научимся спрашивать, ответы сами перед нами раскроются. Эта прописная с виду истина слишком часто прячется в шелухе обыденности, а мы, поколение за поколением, продолжаем спотыкаться на тех же граблях.

Я лежу в пустой, нагретой солнышком ванне среди цветущих груш. У меня есть чистая вода, сытная качественная еда и свободное время. Это идеальный стартовый пакет, чтобы ощущать перманентный стыд — за всеобъемлющую гиперинфляцию мироощущения, захлестнувшую наш возраст с головой.

С самого детства меня не покидало ощущение, что где-то, безнадежно и всецело охватывая нашу жизнь, существует некая великая Тотальность. Некий абсолют, не ограниченный нашими знаниями о нем. Не ограниченный ни бедностью языка, ни отсутствием механизмов его познания. И как бы дискретен ни был мир вокруг, я всегда пыталась ухватить эту Тотальность. Реализовать ее через творчество, книги, компьютерные игры, общение с прекрасными людьми…

А потом обнаружила Сеть.

***

Однажды, когда зловещая таинственность вокруг бесхозного письма улеглась, а абстрактные споры изрядно утомили нас обоих, мы с Пашей вновь сидели на кухне за столом. Несмотря на то что днем мы зачастую даже не здороваемся, так как встаем в разное время, совместный ужин давно стал чем-то вроде традиции.

– Я почти собрал батарею, – с гордостью сказал Юджин. – Не хватает красных носков. У тебя нет случайно?

Я ждала этого дня. Дня, когда Юджин созреет для очередной авантюры.

– Пара нужна? – я пока не ем, жду, когда остынет. – У меня есть один с полосочкой.

На этот раз готовил Паша. Получилось неплохо, но с солью он явно перестарался.