один из первых перевалочных пунктов, где можно отдохнуть, перекусить и наметить маршрут. Поэтому именно здесь (а также еще в двадцати трех местах) мы с Юджиным разложили приманки.

– Кира! – кричит Юджин из разбитого окна. – Всё на месте.

Я очень не люблю, когда возникает ненужный шум, поэтому скорее осматриваюсь и спешу скрыться в тени бывшего призаправочного мини-маркета.

– Не кричи, – говорю. – Думаешь, тут только люди могут представлять опасность?

– Опять тебе отовсюду опасность мерещится!

– Береженого Бог бережет, – говорю, а сама иду мимо рядов давно опустевших стеллажей.

– Бога нет, – парирует Юджин, и на это мне уже нечего ответить.

На самом деле подискутировать никогда не поздно, а вот проверить приманку надо сейчас, чтобы дальше уже спокойно бродить, не беспокоясь о незваных гостях.


Наши приманки это слепленные на скорую руку «артефакты». По нашему расчету они должны привлекать искателей всякого незамысловатого хабара, чем те себя и выдают. Такие вещи обычно не остаются на прежних местах, если их заметили. А мы разложили все именно так, чтобы заметить смог даже слепой.


Здесь, например, я в прошлый раз оставила якобы тех времен синий скетчбук с кучей всяких загадочных картинок и записок о странных звуках/голосах. Учитывая легенду этого города, паломники за такой скетчбук руки друг другу поотрывают. Поэтому, обнаружив его в том же месте, где и прежде, я выдыхаю спокойно.

Здесь практически наверняка никого не было.


Юджин не столь заморачивается, в частности потому, что к творчеству душа не лежит. Он оставил здесь несколько пачек сухарей и мармелада якобы часть нерасхищенного товара, что раньше продавался в мини-маркете. Но и они нетронуты.


– Напомни, почему мы выбрали именно эту заправку? – я оборачиваюсь к Юджину, который уже заводит байк.

– Потому что она единственная в округе и потому что здесь есть крыша. На въезде в город таких объектов больше нет.

– Это не единственный въезд в город, – говорю я и открываю карту. – Их как минимум четыре, не считая дороги к отвесному склону.

– Кира, – Юджин щурится от солнца, но не заметить раздражение в его взгляде я не могу. – Успокойся, пожалуйста. Мы как будто кого-то выслеживаем. Тут уже два года никого нет. Да и, походу, не было. Хочешь поиграть в охотника за головами?


Я открываю рот, чтобы что-то ответить, но мозг не успевает сгенерировать колкую фразочку, красочно пояснившую бы моему оппоненту, почему он не прав.

Вместо этого мы с ним одновременно вздрагиваем и поворачиваем головы к дороге.

Сложно сказать, что именно мы услышали. Ни я, ни Юджин уже через секунду не могли объяснить друг другу, что заставило нас обернуться.

– Ладно, поехали, – говорю. – Не забывай, что мы не на экскурсии.


Говорят, природе требуется всего сто лет, чтобы полностью уничтожить всю городскую инфраструктуру: начиная от фундаментов и заканчивая коммуникациями. Здесь прошло два года, но такое чувство, что все пятьдесят.

Мы рассекаем расплавленный воздух меж двух каменных оград, за которыми когда-то бурлил быт, а теперь непроходимые джунгли. Война с плющом, борщевиком и полынью еще одно противостояние, которое человеку никогда не выиграть.


Асфальт настолько горячий, что на его поверхности виднеются миражи узкие полоски зыбкого текучего стекла, исчезающие, когда к ним подходишь. Но самое нереальное зрелище, отсылающее к мыслям о бутафорной природе всех этих декораций, отсутствие машин. Если с неухоженными заборами и оглушающей тишиной еще можно как-то смириться, то отсутствие машин на гладких асфальтированных дорогах выглядит совершенно немыслимо.