На листке бумаги я набросал эскиз печатного пресса, с трёх сторон, сбоку, спереди и сверху, даже детали пририсовал. Чертёжником я не являлся, но получилось относительно сносно.

   Потом направился к старому резчику, благо его мастерская была неподалёку от школьной библиотеки, я даже чернильницу взял, так, на всякий случай.

   Когда вошёл в мастерскую сразу увидал, что дед Агап опять скучал, а разломанные шкафчики из его мастерской исчезли. Он сидел в своём кресле и вырезал какую-то финтифлюшку, больше похожую на шахматную фигурку.

   Обратился я к нему с таким предложеньем, и развернул эскиз печатного станка. Я как учитель пальцем по листку водил и всё как сумел деду Агапу разъяснил.

   Он окинул взглядом мебель, пальцем ткнул в подставку для боевых топоров:

– Как основа подойдёт? – спросил он.

   –Вполне, – ответил я, уточнив некоторую деталь, – только на нее надо сверху стол установить. А с боку пару столбиков прикрепить, – и я опять пальцем ткнул в свой рисунок, – но главная деталь – это винторез, его надо к верхней планке прикрепить, и еще, чтобы винт легко вращался, надобно его сальным маслицем облить, чтоб при работе хорошо скользил, двигался внутри. Нижнюю перекладину надо тоже закрепить, чтобы винт не мог в сторону от нужной точки уходить. И даже отдельно этот узел нарисовал всё на той же бумаге, выделив отдельным моментом сам резной винт пресса. Именно за счёт его он равномерно прижимал лист бумаги к площади наборного текста, чтобы всё подробно пропечатывалось, и читалось, когда бумагу извлекут из-под него.

– А это что такое спросил дед Агап, ткнув в рисунок свой палец.

– Это рычаг для вращенья этого винта, – пояснил я старому резчику.

– Я столяр, плотник, резчик я же не кудесник.

– Это все из дерева, можно сделать, если конечно у вас в городе нет знакомого кузнеца. Но по любому на нём должна быть косая резьба.

Дед Агап покрутил в руке листок, и даже посмотрел на просвет, словно ища какой-то только ему известный ответ, и с улыбкой сообщил: так это обычная фруктовая давилка, или маслобойня, только вместо бадьи стол с выдвижным ящиком.

Я только пожал плечами:

– Это, наверное, упрощает задачу? – поинтересовался я.

– Значительно – ответил старый резчик.

– Ну, ещё нужно вырезать из дерева, много разных букв перевёртышей.

– Буквы перевёртышами не стоит называть, – осторожно произнёс Дед Агап.

– Хорошо тогда просто буквенный шрифт! – поправился я.

Это слово у старого резчика, уже не вызвало недовольства.

Мне осталось только пожать плечами не нравится слово «перевёртыш», ну и ладно.

Мою идею он посчитал забавной, но, что из этого получится, ему самому стало интересно. И с этого момента я стал частым гостем в багетной комнате, так предпочитал называть свою мастерскую Дед Агап.

Я даже познакомился с его подмастерьем по имени Филипп, он был старше меня на пять лет, но младше моего брата, примерно настолько же. Он как раз в этот самый момент затаскивал фруктовую давилку, я ещё дверь придерживал, когда он её втаскивал в мастерскую, естественно это было не бесплатно. Я сэкономил карманные деньги и за пару серебряников Дед Агап купил у местных жителей старенький пресс давилку, который как раз и собирались переделывать под печатный станок. Когда это всё завертелось, я много рассказывал о станках, на которых печатали книги, и как люди собирали по буковке, не только отдельные слова, но и предложения, из которых состояли огромные печатные тексты. И ещё, всё наборы были разного размера, чтобы выделять оглавления или названия, в зависимости от размера или символа.

Мне порой казалось, что я пересказываю историю первопечатника Ивана Фёдорова, из истории моего мира, а дед Агап слушал и воспринимал это как будто то, что я рассказывал, было в далёком-далёком королевстве, откуда я, собственно, и прилетел через зеркало странствий.