– В его библиотеку не заглядывал, так что, Леонид Алексеевич, о книгах сказать ничего не могу.

– Хорошо, значит, вы пророчите одно знакомство с интересным человеком?

– Познакомитесь и увидите. Правда, есть у нашего доктора одна неприятная особенность, очень уж он любит поучать и вмешиваться во все дела. У нас к его характеру попривыкли, а вам, простите за… – чиновник для поручений при губернаторе не нашел ничего лучшего, как сказать, – мое поучение, но в первое время не спорьте с господином Сеневичем, а только слушайте, ибо… – и он махнул рукой, не договорив.

Отчеты по очередности передавали по кругу. Первым читал Леонид Алексеевич; каждый раз у него подергивался левый глаз, словно хотел подмигнуть отошедшей в бозе девице. Потом – Яков Яковлевич, в его руках бумага задерживалась дольше. Этот словно выискивал различия или одинаковость. Последним – Гурский, то прищуривая оба глаза, то, наоборот, открывая.

– Вы заметили, господа, одну общую особенность? – то ли вопрос, то ли утверждение прозвучало от Шереметевского.

Гурский хотел что-то сказать, но только несколько раз кашлянул в кулак, не иначе боялся высказаться прежде начальства. Это заметил исполняющий должность помощника и обратился к сыскному надзирателю:

– Роман Сергеич, у тебя появились новые соображения?

– Я… видите ли, господа, – Гурский всегда немного робел, когда предстояло докладывать о пришедших в голову мыслях. Ему казалось, что начальники засмеют и не станут слушать до конца его идеи.

– Давай, Роман Сергеич, по порядку.

– При чтении отчетов у меня складывается впечатление, что описана одна и та же девица. Платье похожего фасону, светлые волосы, да и руки уложены на груди. Да, лица у каждой из них разные, но…

– Хочешь сказать, что к убийству причастна одна и та же рука?

– Возможно, и одна, – выпалил Гурский и затараторил: – Посмотрите вот сюда, – он ткнул пальцем в лист бумаги. – Читайте.

– Что? – не понял Попов.

– Ну, вот это место, – снова сыскной надзиратель ткнул пальцем в строки, где упоминалась веревка, лежавшая рядом с головой убиенной, – и здесь, и здесь…

– Аполлинарий Андреевич, Роман Сергеевич хочет сказать, что по левую сторону головы каждой из девиц лежит сложенная веревка, которой убийца душил. Не удивлюсь, что отрезана от одного и того же мотка. Одинаковые расположения тел, одинаково скрещенные на груди руки, возраст и то обстоятельство, что девицы не опознаны. Все это говорит, что убивал один и тот же человек, – подвел итог Шереметевский.

– Почему один? – возразил Попов. – А если несколько человек договорились и совершают, как бы это выразить, по одному шаблону?

– Возможно, вы и правы, Аполлинарий Андреевич, но прочтите место, как сложены веревки. Такое ощущение, что действовала одна и та же рука. Нет, дорогой новгородский хозяин, мы будем искать одного и того же убийцу. Я не понимаю, что он хотел вот этим всем, – указал на бумаги, – показать. Нам надо выяснить, и, может быть, тогда мы с вами разгадаем, для чего убийца так поступает.

– А если один убивает, а второй, как художник, делает картинку? – не сдавался чиновник для поручений.

– Это тоже не исключено, хотя… – Шереметевский на миг задумался. – Аполлинарий Андреевич, скажите, пожалуйста, когда в прошлом году в ваших краях выпал снег?

Попов посмотрел на петербургского гостя, как на неразумное дитя.

– Зачем это вам?

– Ну, когда? – настаивал Леонид Алексеевич.

– В середине ноября, я думаю, – нерешительно произнес Попов.

– А точнее?

– Ну да, в середине ноября.

– Тела же были найдены, – Шереметевский закрыл глаза и по памяти начал вспоминать, медленно выговаривая слова, – вот, двадцать первое ноября, двадцать второе декабря, вот еще в январе. Когда нашли тела, не обратили внимания, сколько следов протоптано к трупу и шла ли девица сама, или ее нес кто-то, или ее несли?