Об этом разговоре господин Попов умолчал, только покраснел, когда припомнил своё фиаско в Тихвине. Приехал, словно сведущий в розыскных делах дока, а уехал… стыдно вспомнить.

Более о преступлениях не разговаривали. Шереметевский решил, что лучше увидеть места убийств, карточки, почитать акты вскрытия тел. А уж потом строить планы на дальнейшее дознание.

Аполлинарий Андреевич проснулся довольно рано. У него издавна существовала такая особенность: организм сам подсказывал, когда надо подниматься. Вот и сейчас он открыл глаза за час до обычного подъёма. Голова после выпитого вчера не болела, но он всё же чувствовал некоторое недомогание. От сырого февральского воздуха шторы, закрывавшие окна кабинета (не стал вечером тревожить жену, а распорядился постелить на диване), казались тяжёлыми, словно за ночь отяжелели: ещё мгновение – и упадут. За стёклами не слышался городской шум: обыватели и торговцы ещё не проснулись. Чиновник для поручений поморщился, когда послышался редкий звон колокола с соседней церкви, почему-то напомнивший о чём-то неизбежном. Медные звуки уныло колотились о стёкла и пропадали в тяжёлых шторах.

Если бы не предстоящая поездка, Попов в такой хмурый день не пошёл бы на службу. Ослабевшее тело, а более того голова, казалось, наполнены сырой томительной тяжестью утра, а руки и ноги пронзало иглами боли.

Аполлинарий Андреевич поморщился, но умылся, оделся и приказал сварить кофе. Подобная вялость обычно охватывала его перед простудой, но чиновник для поручений считал, что прежде всего служба, а уж потом всё остальное.

На вокзал он прибыл первым.

Петербуржцы появились вслед за ним.

После того как поздоровались, Шереметевский указал на портфель, который держал в руках чиновник для поручений Попов.

– А нас не удосужились ознакомить с бумагами по дознанию.

– Но как? – изумился Аполлинарий Андреевич и скосил взгляд вниз.

– Это просто. – улыбнулся Леонид Алексеевич. – Вы вчера упомянули о том, что господин Сеневич подталкивал местные власти к ведению следствия, а это означает, что он слал телеграммы и губернатору. Так?

– Ну да.

– И потом, вы упоминали о фотографических карточках и рисунках. Это они в портфеле?

– Увы, Руфим Иосифович мне их не отдал, ждёт вас.

– Значит, по дороге мы сможем ознакомиться с бумагами, которые есть на сегодняшний день. Так?

– Так.

– Вот и чудненько.

Когда подали поезд, оказалось, что между уездным и губернским городами курсируют только вагоны второго и третьего классов.

Наконец поезд трижды прогнусавил свистком, выпуская вдоль дебаркадера белые клубы пара, заскрипел прокручивающимися колёсами, приспосабливаясь и набирая сил, чтобы тронуться с места. Сперва медленно, потом всё быстрее и быстрее загромыхал на стыках. По мере обретения скорости стук сделался равномерным и уже не мешал разговорам, хотя собеседникам приходилось повышать голос, чтобы быть услышанными.

– Девицы так и лежали, как описано в отчётах? – спросил Коцинг.

– Что вы имеете в виду?

– Их никто не передвигал до описания?

– Насколько я знаю, не передвигали, – кивнул Попов.

– То есть до описания тел никто не касался? – уточнил Яков Яковлевич.

– Вы не знаете нашего доктора! – рассмеялся Аполлинарий Андреевич. – Он бы заставил всех восстановить картину происшествия вплоть до сорванной травинки. Я, конечно же, шучу, но Руфим Иосифович не дал бы испортить место преступления или, скажем, затоптать следы, пока он не осмотрит не только труп, но и территорию вокруг.

– Занимательный ваш доктор, – похвалил местное светило здравоохранения Шереметевский, – видимо, много уголовных книг читает?