Мы добежали до заправки, дернули ручку входной двери, но она не поддалась. Кафе оказалось уже закрытым. Мгновение спустя сильный ливень обрушился на нас, не давая рассмотреть ничего далее двадцати сантиметров вокруг себя. Мы прижались спинами к стене и плечами друг к другу. Из-за дождя и порывов ветра трудно было разобрать слова. Капли дождя становились все крупнее и холоднее, они больно хлестали по лицу. Мы сели на корточки, держа над головами спальники и палатку, пытаясь хоть как-то противостоять разбушевавшейся стихии.

Вдруг среди всего этого погодного хаоса послышался звук громко ревущего мощного мотора. Свет ярких фар приближался со стороны города. К заправке подъехал трехместный автомобиль пикап с усиленным рамами корпусом и широкими колесами на гибкой подвеске. Из пикапа вышел человек и направился в нашу сторону. Он дернул ручку на двери заправки, но та не поддалась.

– Чертова погода! – выругался высокий широкоплечий мужчина в спецовке механика.

– Закрыто… – мрачно поделился я. Незнакомец просканировал нас с ног до головы, глядя из-под темных очков, и сказал:

– Пойдем переждем в машине!

Мы не стали обсуждать предложение и с радостью засеменили за водителем пикапа.

Вскоре мы разместились в кабине машины. При ярких вспышках мы смогли различить друг друга. На вид наш новый знакомый был достаточно суров. У него были темные короткие волосы, сильные натруженные руки и низкий, пропитанный угрюмостью голос.

– Никитон! – произнес водитель, протягивая нам свою крепкую руку, полностью забитую татуировками.

– Николай! – ответил я, обмениваясь с ним рукопожатием.

– Саша, – отрекомендовался мой друг.

– Ждать бессмысленно, до следующей заправки дальше по трассе бензина хватит. Куда направляетесь? – спросил Никитон, заводя мотор.

– Да куда угодно, лишь бы подальше отсюда! – оживился Санька.

Град с дикой силой забарабанил по машине. Автомобиль с ревом вырвался на трассу, вышел из заноса и помчал вперед, рассекая стену дождевого потока, перемешанного с градом. Мы с Санькой рефлекторно пристегнулись.

Вдруг одна яркая вспышка ослепила меня, уши заложило от сильного взрыва, после чего последовал дикий гул в голове и звон, через которые, будто с сильными помехами, пробивались чьи-то голоса. Мгновенная боль пронзила все тело, встряхнув его в быстро пульсирующей вибрации, которая будто подбросила все тело куда-то в воздух. Но все это быстро сменилось чувством легкости, полета и полного блаженства. В ярком свете замелькало что-то цветное и радужное. Затем последовал сильный удар в грудь, будто падаешь с высоты на землю плашмя, попытка вдохнуть воздух через силу, затем искры в голове и затемнение. Я потерял сознание.

Я пришел в сознание, вокруг меня предстала картина из белых обшарпанных стен и пожелтевшего от времени потолка. В голове звучат чьи-то неразборчивые диалоги, сопровождаемые то звоном, то какой-то классической музыкой, одновременно с этим меня не отпускает чувство опустошенности. Я будто ощущал всю комнату целиком.

Я слегка приподнялся на кровати, чтобы получше осмотреться. В крохотной комнатке из мебели была только белая тумбочка и такая же белоснежная кровать, где я спал, которая расположилась возле открытого на проветривание окна с видом на огромный парк. Отсюда могло показаться, что этаж по меньшей мере третий. Напротив окна находилась дверь, такая же белая, как и все то, что меня окружало. Куда вела эта дверь, для меня оставалось секретом, наверное, в какой-нибудь коридор, ведущий, в свою очередь, еще куда-нибудь.

Вдруг дверь распахнулась, и в комнату вошла высокая, хорошо сложенная темноволосая девушка лет двадцати, с голубыми глазами и доброй приветливой улыбкой. В руках она держала поднос, на котором расположилась тарелка с рисовой кашей, сваренной на молоке, хлеб со сливочным маслом, нарезанный на маленькие брусочки, с сыром и компот из сухофруктов. Когда-то давно, в моем в детстве, отец нарезал мне подобным образом хлеб с маслом, выстраивая готовые кусочки друг за другом паровозиком. А каша напомнила мне о маминых завтраках – питательных кашах, приготовленных на молоке.