– Дизентерия, – поправила ее Алиса.

По дороге домой Шарин ни словом не обмолвилась об игровой комнате, и у Сэди отлегло от сердца – беда миновала. Слушая по радио новости о столетнем юбилее статуи Свободы, она думала, как бы себя чувствовала статуя Свободы, окажись она настоящей женщиной. Вероятнее всего, ужасно. Все эти люди, толкущиеся внутри, рвущие тебя на части, словно интервенты, сосущие твою кровь, словно вши, изнуряющие тебя, словно гниды или раковые клетки. Сэди аж передернуло от этой мысли, и она обрадовалась, когда мама выключила радио.

– Ты общалась с этим мальчиком в игровой комнате?

«Началось», – вздохнула про себя Сэди.

– Да, – тихо ответила она. Они как раз проезжали Коритаун, и она напряженно таращилась в окно, стараясь углядеть пиццерию «Дон и Бон: домашняя пицца, как в Нью-Йорке». – Меня накажут?

– Разумеется, нет. С какой стати тебя наказывать?

А с такой, что с недавних пор одиннадцатилетняя Сэди, по мнению взрослых, постоянно напрашивалась на неприятности. Что бы она ни делала, все вызывало у них бурю негодования. Вечно-то она несла всякий вздор, слишком шумела или требовала чего-то запредельного. Но ничего запредельного в ее требованиях не было. Она просто хотела, чтобы ей уделяли внимание, чтобы ее любили и не морили голодом. Ведь раньше все это доставалось ей без слез и истерик. А теперь даже больная сестра не служила ей оправданием.

– В том-то и дело, что ни с какой.

– Медбрат сообщил мне, что мальчик попал в ужасную автомобильную аварию, – продолжала Шарин, – и за последние полтора месяца никому не сказал и пары слов. Его мучают страшные боли, и, вероятнее всего, он еще долго будет возвращаться в больницу. Медбрата поразило, что мальчик разговорился с тобой.

– Да ну? А по мне Сэм вполне нормальный.

– Как только они не пытались вовлечь его в разговор! Водили его к терапевтам, приглашали его друзей, членов семьи. Напрасно. О чем вы с ним беседовали?

– Да в общем-то ни о чем… – Сэди задумалась, припоминая. – В основном об играх.

– Я не собираюсь на тебя давить, – не слушая ее, разглагольствовала мать, – но медбрат спрашивал, не захочешь ли ты завтра приехать в больницу, чтобы снова пообщаться с Сэмом.

Не дав дочери раскрыть и рта, Шарин поспешно добавила:

– Чтобы подготовиться к бат-мицве, которая у тебя пройдет в следующем году, тебе необходимо поработать на благо общества. Уверена, что посещение больного мальчика зачтется тебе как благотворительность.

Играть с кем-то в паре – все равно что испытывать судьбу. Все равно что открыть другому сердце и душу, зная, что в любой момент он может тебя предать. Так собаки валятся на спину, обнажая незащищенный живот, словно бы говоря: «Я полностью доверяю тебе. Не обижай же меня». Так те же собаки умильно слюнявят человеческие руки пастями, в которых сверкают острые клыки. Играть в паре – значит доверять своему партнеру. Значит любить его. Через много-много лет Сэм выскажет эту спорную мысль в интервью «Котаку» – сайту, посвященному компьютерным играм, – такими словами: «Игра вдвоем – самое интимное переживание в нашей жизни. Никакой секс с игрой вдвоем не сравнится». «Разумеется, не сравнится, – тут же взорвался издевками интернет, – если у тебя никогда не было хорошего секса. Чувак, да по тебе дурдом плачет!»

Назавтра Сэди вернулась в больницу и продолжала возвращаться в нее вновь и вновь во все те дни, когда Сэм чувствовал себя вполне здоровым, чтобы играть, и слишком больным, чтобы ехать домой. Игра сплотила их. Они стали настоящей командой. Дух соперничества возбуждал их, и в то же время, сражаясь и убивая друг друга, они делились незамысловатыми историями своих пока еще коротких жизней. В конце концов Сэди узнала все про Сэма, а Сэм – все про Сэди. Или им так казалось. Сэди, посещавшая компьютерный класс, учила Сэма программировать на Basic, а Сэм учил ее рисовать: штриховке, перспективе, контрастности. В свои двенадцать лет он уже создавал поразительные эскизы.