– Ты ведь не забудешь про меня, да? – спросил он, опустившись на корточки, чтобы встретиться с ней взглядом.

Лена закатила глаза, но улыбнулась.

– Пап, я же не робот. Я всегда про тебя помню.

Её слова кольнули его теплом и болью одновременно. "Не робот". Пока нет. Но он знал, что центр, куда она идёт, будет учить её обратному: растворяться в машинах, становиться их продолжением. Он сам видел учебные программы – виртуальные классы, где дети управляли мини-дронами, учились "чувствовать" через импланты, принимали технологии как вторую природу. "ЗАСЛОН" называл это прогрессом. Алексей всё чаще думал, что это конец.

– Хорошо, – он потрепал её по щеке. – Тогда до вечера, принцесса. И не спорь с дронами, если они вдруг заговорят.

Лена засмеялась, но в её смехе мелькнула искренняя тревога. Она обняла его, прижавшись на мгновение, а потом побежала к дверям центра, где её ждала учительница – молодая женщина с бионической рукой, поблёскивающей в утреннем свете. Алексей смотрел ей вслед, пока стеклянные двери не сомкнулись, отрезая Лену от него тонкой, но непреодолимой гранью.

Он поднялся, чувствуя, как одиночество накатывает волной. Вокруг гудел город, но тишина внутри была оглушительной. Алексей достал линзу, но не надел её, а просто сжал в кулаке, словно пытаясь раздавить этот кусок стекла и металла, связывающий его с "ЗАСЛОН". Он знал, что не сделает этого – не сегодня, не завтра. Слишком многое держало его: Лена, её здоровье, обещание Маши "сделать мир лучше". Но с каждым днём это обещание становилось всё тяжелее, как камень, который он нёс не ради себя, а ради тех, кого уже не мог спасти.

Дроны над площадью закружили быстрее, их гул стал резче, почти угрожающим. Алексей поднял голову, и на миг ему показалось, что один из них смотрит прямо на него – красный глаз сканера замер, будто изучая. Сердце пропустило удар, но он заставил себя отвернуться. "Сбой," – сказал бы кто-то из коллег. "Контроль," – шептал его разум. Он шагнул к следующей капсуле, что должна была унести его в небоскрёб "ЗАСЛОН", но ноги двигались медленнее, чем обычно, словно тело сопротивлялось тому, что ждало впереди.

В памяти всплыли слова Маши, сказанные в их последнюю ночь вместе, когда она лежала, глядя в потолок больничной палаты: "Мы думаем, что управляем машинами, но что, если это они управляют нами? Что, если мы просто забыли, как остановиться?" Тогда он отмахнулся, посчитав это бредом от лекарств. Теперь её голос звучал яснее, чем гул дронов, и в нём была правда, от которой он бежал.

Капсула подъехала, двери открылись. Алексей сел, глядя в окно, где отражалось его лицо – усталое, с тенью сомнений в глазах. Линза в его руке мигнула снова, напомнив о сообщении. Он сжал её сильнее, чувствуя, как стекло впивается в кожу.

За окном дроны продолжали кружить, их тени падали на лица людей, на дома, на весь этот мир, давно переставший принадлежать человеку. Алексей закрыл глаза, но гул не стихал – он был внутри него, как пульс, как предупреждение. Сегодня что-то изменится, и он чувствовал, что это изменение уже началось – не в стенах корпорации, а в нём самом.

Капсула остановилась у подножия небоскрёба "ЗАСЛОН" – стеклянного исполина, чьи грани резали небо, словно лезвия. Алексей вышел, и ветер ударил в лицо, принеся с собой запах озона и металла – дыхание города, давно позабывшего, как пахнут дождь или цветы. Над входом вращалась голограмма: эмблема корпорации, стилизованный щит, окружённый крыльями дронов. "Ваш щит и завтрашний день" – слова пульсировали в воздухе, вплетаясь в гул машин и шаги сотрудников, что текли к дверям, как река к морю. Алексей сжал линзу в кармане, чувствуя её холодный вес, и шагнул внутрь.