Они дошли до остановки, где уже ждал транспорт – капсула без водителя, управляемая ИИ. Вокруг стояли люди, большинство с бионическими линзами, транслирующими новости или инструкции прямо в их сознание. Один мужчина, лет сорока, стоял неподвижно, глядя в пустоту, пока голос в его голове, судя по движению губ, что-то диктовал. Алексей отвернулся, подавляя волну отвращения. Свобода воли давно стала роскошью, которой мало кто хотел пользоваться. Зачем думать, если машины сделают это лучше? Зачем чувствовать, если можно отключить боль? Он сам задавался этим вопросом, но каждый раз ответ ускользал, оставляя лишь горький привкус.
Капсула подъехала ближе, двери открылись с лёгким шипением. Алексей помог Лене забраться внутрь, и она тут же прильнула к окну, глядя на дронов, кружащих над площадью.
– Пап, а что, если они правда живые? – спросила она, не отрывая глаз от неба. – И злятся, что их заставляют летать?
Он сел рядом, глядя на её профиль – такой знакомый, такой хрупкий. Вопрос повис в воздухе, и впервые за долгое время Алексей не нашёл, что ответить. Вместо этого он вспомнил слова Маши, сказанные за неделю до смерти: "Технологии – это зеркало. Они показывают, кто мы есть, а не кем мы должны быть". Тогда он не понял её, посчитав это бредом от усталости. Теперь же её слова звенели в нём, как колокол, отмеряющий последние мгновения тишины перед бурей.
Капсула тронулась, унося их в сердце города, где возвышался небоскрёб "ЗАСЛОН" – стеклянный монстр, чьи окна отражали серое небо и тени дронов. Алексей смотрел на дочь и думал: что, если она права? Что, если машины действительно злятся – или, хуже, учатся злиться? И что, если он, своими руками, дал им эту силу? Мысль была тяжёлой, как цепи, и он чувствовал, как они затягиваются вокруг него с каждым шагом в этот новый день.
В линзе мигнуло сообщение от Елены Марковой, его начальницы: "Совещание в 9:00. Будь готов. Сегодня решаем будущее". Алексей выключил устройство, но слова остались висеть перед глазами. Будущее. Он боялся, что оно уже наступило – и что он сам его не узнает.
Капсула скользила по монорельсу с едва уловимым гудением, унося их сквозь лабиринт стекла и бетона. За окном мелькали фасады зданий, усеянные экранами, транслирующими улыбающиеся лица и слоганы "ЗАСЛОН": "Живи без страха. Доверяй нам своё завтра". Алексей смотрел на них, чувствуя, как в груди нарастает тяжесть. Эти слова были не обещанием, а приговором – мягким, обёрнутым в иллюзию заботы, но оттого ещё более пугающим. Лена прижималась к стеклу, её дыхание оставляло маленькие облачка на холодной поверхности, а пальцы рисовали невидимые узоры.
– Пап, смотри, там человек с крыльями! – воскликнула она, указывая на рекламный голограмму: фигура в белом костюме парила над площадью, демонстрируя новый имплант для "усовершенствования тела".
Алексей кивнул, но его взгляд задержался на толпе внизу. Люди поднимали головы к голограмме, их глаза блестели – не восторгом, а пустотой, той самой, рождающейся из "эмо-фильтров". Он вспомнил, как однажды спросил коллегу, зачем рекламировать то, что и так купят. "Потому что они не выбирают, – ответил тот с усмешкой. – Они просто делают, что велят". Тогда Алексей отмахнулся, но теперь эти слова возвращались, как эхо, от которого не спрятаться.
Капсула остановилась у детского центра – стеклянного куба с яркими вывесками: "Ваши дети – будущее технологий". Алексей помог Лене выйти, поправляя её рюкзачок с эмблемой "ЗАСЛОН" – даже здесь корпорация оставляла свой след. Вокруг суетились родители, большинство с линзами, отдающие команды своим детям через невидимые интерфейсы. Одна женщина, не отрываясь от голографического экрана, бросила дочери: "Не забудь урок по синхронизации с ИИ. Это важно". Девочка, лет восьми, кивнула с той же механической точностью, что и дроны над головой. Алексей сжал руку Лены чуть сильнее, чем нужно.