– Там? Да старые шахты. Завалило их давно. Кому они нужны? Только крысам. И какой-то мути, что там из труб течёт, если прорвёт, думаю, нам всем пиздец. Но я в этом не шарю.

Лёша кивнул, делая вид, что ему это неинтересно, а сам жадно запоминал каждую деталь.

– А много таких мест тут? Заваленных и ненужных? – Да по всему заводу. Он же старый. Гнилой. Начальство постоянно что-то замуровывает, чтобы проблем не было. Никому не нужны лишние глаза.

Лёша слушал и незаметно осматривал стены, пытаясь представить, где могут быть эти "замурованные" места. Он собирал информацию.

Через пару дней, когда Лёша в очередной раз вернулся после "тренировки", Громила встретил его у входа в каморку. Он ничего не сказал, лишь внимательно посмотрел на мальчишку, а потом, когда Лёша проходил мимо, с неожиданной силой дал ему под дых и в затылок.

– Болтать меньше надо, сопляк, или хочешь, чтобы я тебе ножом язык отрезал? – глухо произнёс Громила, и в его голосе не было злости, только суровое предупреждение. – Стенам не всё равно, что ты им рассказываешь. И что они тебе.

Лёша потёр затылок и сплюнул образовавшуюся жидкость во рту от удара. Он понял. Громила что-то просёк. Но собранная информация того стоила, ведь он надеялся сбежать отсюда рано или поздно. Он лишь крепче сжал кулаки. Здесь каждый шаг был минным полем, каждая ошибка учила его осторожности.

Первое время его называли «мусором», «слабаком», «сопляком» – обычные бандитские клички для новичков, ещё не доказавших свою «полезность». Один из таких «курсов» (чтобы быть полезным) был посвящён взлому замков. В глубоком подвальном помещении, его учили быстро понимать коды замков, их внутреннюю механику и взламывать их подручными средствами: скрепками, проволоками, отточенными кусочками металла. Лёша, как всегда, первое время старательно делал вид, что учится, долго копался, хмурился, издавал звуки разочарования. На самом деле, он уже давно овладел этим искусством, его тонкие пальцы чувствовали каждую пружинку, каждое движение штифта, а его ум, словно машина, мгновенно считывал комбинации. Но показывать это сразу было опасно.

Его обучал немолодой, но и не старый бандит по кличке Косой, с вечно полуприкрытым глазом.

– Ну давай, мусор! – хрипел Косой в темноте. – Слышишь? Щёлкает? Или только в голове твоей?

Лёша молчал, сосредоточившись на звуках внутри замка. Затем, в полной темноте, раздался лёгкий щелчок. Замок открылся. Лёша демонстративно, с небольшой задержкой, чтобы его "успех" не выглядел слишком уж лёгким, вышел из темноты. Его шаги были бесшумны, и Косой, привыкший к неуклюжести новичков, даже не услышал его приближения. Когда Лёша встал прямо перед ним, Косой резко дёрнулся и встретился с Лёшей взглядом. Серые глаза Лёши казались пустыми провалами в сумраке. В них не было ни страха, ни радости, только холодная, звериная проницательность. От мальчика, только что вышедшего из непроглядной тьмы, веяло чем-то чужим, опасным.

– Вот же… Проклятый! – выдохнул Косой, его голос был полон неожиданного испуга. Он даже отшатнулся немного.

Лёша, уставший от постоянных прозвищ, не сдержался.

– Я не Проклятый! – Я Лёша! Или сопляк! Но не Проклятый!

Косой, опешив от такой дерзости, разозлился. – Ах ты, мерзкий кусок говна! Забыл, кто тут главный?!

Он ударил его в скулу, отбросив мальчишку к стене. Лёша рухнул, но тут же вскочил, стиснув зубы. Боль была привычной. Он видел лишь расплывающуюся перед глазами фигуру Косого. Когда он, потирая кулак, сделал шаг вперёд, чтобы продолжить "воспитательную" работу, Лёша, словно невзначай, выставил ногу, поставив крошечную подножку. Косой, не ожидавший такого, споткнулся, его огромная фигура потеряла равновесие, и он с глухим ударом рухнул на бетонный пол, смачно выругавшись.