Нигма, словно наслаждаясь её муками, расхохоталась, и этот смех прозвучал как злая насмешка.

– Твои глаза – настоящий деликатес, лунокрылая, – словно заворожённая, произнесла она, и в её голосе прозвучало нескрываемое безумие.

Она раздражала её до скрежета зубов и появления болезненных трещин на эмали. Джо изо всех сил захотелось подняться со стула, стремительно подойти к ней, схватить за хрупкие плечи и несколько раз со всего размаху ударить затылком о холодную каменную стену, чтобы эта самодовольная, надменная улыбка, наконец, исчезла с её лица. Но Джо, понимая, что это бесполезно, знала, что ей не стоит марать об неё свои руки. Ей казалось, что она будто всю свою жизнь этому училась, готовясь к встрече с ней.

Несколько мучительных месяцев пребывания в этом зловещем поместье сделали её морально нестабильной, нервной и дёрганой, и казалось, что это отнюдь не побочное действие на её психику, а скорее неминуемое последствие тесного общения с самим Хаосом.

– Если ты будешь меня и дальше бесить, – небрежно проговорила Нигма, оставаясь на своём месте и даже не поворачивая головы в её сторону, – ты просто бесследно исчезнешь.

Её спокойный, но, в то же время, буйный, словно у дикого зверя, взгляд вызывал у Джо непередаваемое ощущение хрупкости и опасности – она нутром чувствовала, что на неё, вопреки её самонадеянности, не так легко наткнуться и взять верх, как может показаться на первый взгляд.

– Ты тут ровным счётом ничего не решаешь, – ответила Джоанна, стараясь говорить свысока, словно презирая её, хотя внутри бушевала злость и накатывала волна безысходности, готовая поглотить её.

Нигма, грациозно поднявшись со своего места, предстала перед ней во всей своей красе – высокая и болезненно худощавая, но при этом смотрела на неё сверху вниз с явным вызовом и плохо скрываемым презрением.

– О, поверь мне, лунокрылая, я решаю тут абсолютно всё, – прошипела она, словно змея, и её жутковатая улыбка, растянувшаяся от уха до уха, казалось, искрится настоящим безумием, вселяя животный страх.

Иварт, откинувшись на удобную спинку кресла, лишь наслаждался происходящим представлением, медленно потягивая дорогое красное вино из изящного бокала и не вмешиваясь в их перепалку.

                         ***

Нигма – безупречная, опасная ведьма, к которой, несмотря на все предупреждения, всегда манило, словно мотылька на пламя. Она умела так искусно играть чувствами, что заставляла кровь стремительно рваться по венам, словно освобождённая из плена бурная река, сердце бешено забиваться в неровном, безумном ритме, а изголодавшиеся внутренние демоны, словно вырвавшись на свободу, поднимали свои косматые головы, нагло упираясь острыми рогами в белесые ребра. Она была истинной, неприступной аристократкой до кончиков пальцев. Слегка прикусывала внутреннюю часть щеки, словно размышляя, а её пухлые, чувственные губы, искусно окрашенные в насыщенный багровый цвет, непроизвольно сжимала, создавая идеальный, но слегка размазанный контур, что придавало её образу особый, неповторимый шарм, словно вносило новые, неожиданные ноты в её педантичное и выверенное до мелочей звучание. Джоанна, в свою очередь, была словно лёгкий, но болезненный укол пронзительного взгляда, который насквозь проникал под кожу, пробираясь к самому сердцу, но ты всё равно, словно одержимый, продолжал искать его в толпе, желая испытать эту боль снова и снова. В пропитанном тайнами воздухе витал пьянящий аромат камелии, смешанный с лёгкими, едва уловимыми весенними нотами, словно предвещающими скорое пробуждение природы. Невесомые, шёлковые ткани, струящиеся по её телу, искусно контрастировали с грубоватыми, резкими изгибами холодных скульптур, создавая неожиданную гармонию, словно капля нежности в огромном океане холодного, равнодушного такта. Случайные, нежные прикосновения сводили с ума, опьяняя не хуже вина. Она была той, ради которой без малейших колебаний был готов нырнуть в омут с головой, отбросив все раздумья, в порыве безумия сломать мир голыми руками и осушить флакон с неправильно приготовленной, обжигающей жидкой смертью. Каждое мгновение, проведённое рядом с этими двумя необыкновенными женщинами, превращалось в магическое, завораживающее представление, где реальность, словно по волшебству, отступала на задний план, уступая место страсти и безумию. Иварт отчетливо чувствовал, как мир вокруг неумолимо терял свои четкие очертания, становясь расплывчатым и нереальным, как события, поддаваясь его прихоти, а каждое движение, каждый взгляд искрились непрекращающимся дождём безумства и страсти.