– Это ваше мнение? – спросил генерал.

– Нет, это мнение капитана Алферова, – ответил Васильев, обернувшись в сторону Алферова. – У меня другое мнение: гитлеровцы потонут в огромном количестве телеграмм. Не зная, какая из них важнее, они начнут с самых первых. Стало быть, чтобы добраться до телеграмм от октября месяца, им надо прочесть телеграммы за весь сороковой год и за десять месяцев сорок первого. Таким образом, вероятность быстрого обнаружения телеграммы с берлинскими адресами невелика.

Алферов, сидевший с края стола, пошевелился, и генерал искоса глянул на него. Но Алферов молчал. Васильев же оставался невозмутимым и уверенным.

– Во всяком случае, до последнего времени группа «Гелы» не пострадала, – сказал он. – Длительное молчание «Альфы» если и означает провал, то свидетельствует, что ее провал с октябрьской телеграммой никак не связан. В противном случае, гестапо получило бы не только подлинное имя и адрес «Альфы», но и имя и адрес «Гелы». А группа «Гелы» работает, товарищ генерал! Правда, в телеграмме от пятого сентября «Гела» дал сомнительные сведения. Я имею в виду информацию о новом истребителе-бомбардировщике: небывалая скорость, мощность вооружения и большая маневренность. Мы перепроверили информацию, и она не подтвердилась. «Гела» получил приказ уточнить сведения, ответил, что приказ понял, но потом замолчал. С девятого по пятнадцатое его радист Фриц Винкел в эфире не появлялся. Он вышел на связь только шестнадцатого.

– Объяснил молчание порчей катода, кажется?

– Так точно, товарищ генерал! И это вполне вероятно. А насчет данных об истребителе сообщил, что они не подтвердились.

– Кого указал «Гела» в качестве источника уточненной информации?

– Полковника Зеелова, товарищ генерал.

– Это из отдела новой техники у Геринга?

– Так точно.

– Н-да. Источник сведущий… Продолжайте, продолжайте.

Васильев отложил блокнот.

– Есть обстоятельство, тревожащее капитана Алферова, – сказал он тем же ровным тоном. – Капитан присутствовал на последнем сеансе с Винкелем. Ему показалось, что «почерк» Винкеля не всегда был одинаков.

Генерал посмотрел на Алферова:

– Как понять – «не одинаков», товарищ капитан?

Алферов встал.

– Радист обратил внимание на отклонения от обычной манеры Винкеля, – сказал Алферов. – Он сказал буквально следующее: – Чего-то сегодня сбивается корреспондент. То частит, то медлит.

– Частит и медлит?… Так. И что же вы думаете по этому поводу?

Алферов облизал сухие губы:

– Разрешите подробнее, товарищ генерал?

– Пожалуйста.

Алферов помедлил, собираясь с мыслями.

– О существовании группы «Гелы» знали только «Аргус» и шифровальщица бельгийской группы, – начал он. – «Аргус» исчез. Видимо, попал в западню и арестован. Однако не в интересах «Аргуса» рассказывать гестапо больше того, о чем его спросят. Значит, если гестапо не догадывалось о существовании групп «Гелы» и «Альфы», то «Аргус» о них и не сказал. Но гестапо могло не только догадываться. Оно могло бы и узнать о берлинских товарищах. И сказать о них могла шифровальщица, раскрывшая гестапо ключ к нашей переписке.

– Совершенно верно! – поддержал Васильев. – Но она не сказала.

– Да, – наклонил голову Алферов. – Она не сказала. Иначе группа «Гелы» перестала бы существовать еще прошлой зимой. Между прочим, это свидетельствует, что и ключ к переписке у Розы вырвали только под пытками. А поскольку считали, что получили главное и лечить Розу считали излишней роскошью, то ее либо расстреляли, либо дали ей умереть без медицинской помощи.

– Могли и в живых оставить, – бросил Васильев. – В качестве платы за предательство, так сказать.