– Вы надеетесь таким образом найти радиста Штраух? – усмехнулся Зейц. – По-моему, это наивно, господин майор. Я удовлетворю ваше любопытство, отдам приказ проверить майские аресты. Но если бы тогда схватили хоть одного радиста, все советские разведчики уже давно сидели бы за решеткой или болтались на виселице!

– Справедливо, – сказал Граве. – Но схватить могли не радиста, а просто какое-либо подозрительное лицо, которое в действительности было радистом Штраух.

Зейц шумно вздохнул.

– На нашей работе нетрудно заболеть манией преследования, – сказал он. – Не обижайтесь, господин майор. Происходит такое, что и впрямь с ума сойдешь… У вас все?

– Нет, – сказал Граве. – Я уполномочен передать просьбу командования абвера. Мы просим держать нас в курсе расследования дела Штраух. Со своей стороны, мы готовы оказать следствию всю возможную помощь.

– Хорошо.

– Это не все, господин группенфюрер. Мы просим держать нас в курсе радиоигры, ведущейся от имени «Аргуса» и Лаубе.

– Соответствующее распоряжение уже дано.

– Благодарю. Последнее. Командование абвера предполагает, что Москва сделает попытку забросить к Лаубе и Штраух новых связных. В том случае, конечно, если вы решите временно прекратить работу от имени Генриха Лаубе. По мнению командования абвера, это было бы самым разумным.

– Мы рассмотрим ваше предложение, господин майор.

– Если у Штраух была отдельная рация и если Штраух давно не имеет связи, то связной к арестованной может прибыть в любое время.

– Логично…

– В этом случае, господин группенфюрер, на квартире Штраух нужно иметь не тех людей, которых вы там держите сейчас.

Зейц посмотрел на Граве исподлобья:

– А откуда вам известно, каких людей мы там держим?

– Я лично звонил на квартиру Штраух, – бесстрастно сказал Граве. – Мне ответил грубый мужской голос, заявивший, что разговаривать со Штраух нельзя, и старавшийся узнать, кто звонит.

– Кем же вы назвались? – с досадой спросил Зейц.

– Я просто повесил трубку, – сказал Граве. – Ваши люди ведут себя неуклюже, господин группенфюрер. Их надо оттуда убрать.

– Они вели себя так, как полагалось, – отрезал Зейц. – Но ваши слова настораживают…

– Мы служим одному делу, господин группенфюрер, – сказал Граве, не обращая внимания на тон Зейца. – Командование абвера предлагает провести совместную акцию на квартире Штраух.

– Конкретнее!

Граве придвинул портфель, раскрыл, вынул плотный небольшой конверт.

– Нам кажется, на квартире Штраух следует находиться всего одному человеку, – сказал Граве и протянул конверт группенфюреру. – Вот этой особе. Поглядите, пожалуйста.

Зейц взял конверт. Из конверта на стол выпала фотография молодой, очень красивой женщины. Зейц удивленно приподнял брови.

– Инга Штраух? – спросил он. – И вы предлагаете?…

– Вы ошибаетесь, господин группенфюрер, – сказал Граве. – Это не Инга Штраух. Это сотрудница нашего одиннадцатого отдела фрейлейн Анна Рихтер… Похожа, не правда ли?

Зейц всматривался в фотографию.

– Сходство поразительное! – сказал он.

– На тот случай, если Москва пришлет человека, знающего Штраух в лицо, – сказал Граве.

– Продолжайте, подполковник, – сказал генерал.

Васильев, ожидавший, пока генерал закончит телефонный разговор, кашлянул, заглянул в раскрытый блокнот.

– Группа рассмотрела возможные последствия провала «Аргуса», – заговорил Васильев. – Установлено, что радист «Аргуса» попал в гестапо, и известно, что в конце декабря рация «Аргуса» вышла на связь. Она передает явную дезинформацию, хотя гитлеровцы и пытаются сдобрить дезинформацию верными, но устаревшими сведениями. Отсюда вывод – абвер и гестапо получили ключ к брюссельскому шифру. Сейчас конец сентября сорок второго года, товарищ генерал. У немецкой контрразведки имелось девять месяцев для прочтения ранее перехваченных телеграмм брюссельской группы. По сообщению же «Гелы», в этом бюро работают не менее шестисот человек, руководимых опытными офицерами контрразведки. И есть мнение, что гитлеровцы могли прочесть ту телеграмму, где «Аргусу» поручалось установить связь с берлинскими товарищами.