Каждый из нас, сидящих в шатре, понимал, что эти слова означали больше, чем просто наставление. Они подвергали сомнению не сколько судьбу, сколько наши собственные представления о ней. Николас, по-прежнему не изменивший своего сурового выражения лица, казался мне чем-то далеким, неким замкнутым монолитом, который, однако, в глубине силится понять свои внутренние переживания на этот счет.

Вода в бадье была горячей, как наш с Мари пылкий труд стереть выпуклые узоры с моего пальца.Покои мои пропахли душистым мылом,а поместье стояло на ушах от произошедшего.

– Может, отрезать его? – с энтузиазмом обратилась к служанке, но она неодобрительно качнула головой. – Отец не отдаст меня им… или всё же отдаст?

– Госпожа, – девушка разрыдалась, всё старательнее натирая мою кожу. – Госпожа…

– Плачешь так, словно я уже мертва! – вырвав руку, я сама принялась отчаянно сдирать узоры. – Прекрати сейчас же!

Да уберись же ты!Хоть немного!Да за что мне это!Мало того жених жуткий,так ещё и эта дрянь не убирается!

– Я…я последую за вами.

– А у тебя был выбор? – прекратив попытки,я погрузилась глубже в воду. – У меня его нет,а у тебя и подавно.

– Мисс, пожалуйста, не сдавайтесь, – промолвила Мари, всхлипывая и вновь берясь за мою руку. – Мы справимся. Не покину вас, даже если придётся следовать за вами в…логово Грейменов.

Её глаза,были полны отчаяния и преданности. Почему-то это придало мне сил. Может, глупость, но приносит утешение. Вздохнула я, отпуская боль и гнев, и повернула ладонь в её сторону, разрешая продолжить.

Семейный ужин шел в напряженной тишине, и даже самые младшие кузены впервые сидели смирно. Все четверо неотрывно смотрели на меня: Люсиль с жалостью, а трое юных сорванцов – решительно и яростно.

– Если хочешь, я убью его! – воскликнул Ирбин, зло втыкая вилку в кусок мяса. – С превеликим удовольствием!

Внезапно я засмеялась, и все остановили трапезу, подняв на меня глаза. В их взглядах мне доводилось лицезреть многое раньше: презрение, разочарование, гнев, но только теперь – буйный страх за меня.Стоило оказаться связанной с их врагом,чтобы все они начали дорожить мной.

– Отец, на чем вы остановились? – спросила я, быстро обретя спокойствие и с наслаждением приступая к крольчатине. К черту жалость, если судьба ко мне беспощадна.

– Через два дня ты отправляешься в ковен Тенебрае. Вам нельзя долго быть врозь. Мы начнем подготовку к церемонии, – сдержанно сказал он, сжав приборы так, что те заскрежетали. – Совместно.

Представляю, каковы будут лица на церемонии, если мы вообще её дождемся.

– А что, если избавлюсь от него? – невозмутимо озвучила я мысль,которая крутилась в разуме со вчерашнего вечера.

Дядя Жан поперхнулся, а Элизабет толкнула меня в бок локтем.

– Стану вдовой, и проживу свободное и счастливое десятилетие , – пояснила я, отпивая из бокала. – Даже наследник и командор может умереть от несчастного случая. Главное – следов не оставить. Узы ведь забавно устроены, я могу его ранить, а он меня нет. Хоть какая-то выгода в том, чтобы быть ведьмой.

– Вздор, – отмахнулся отец, постепенно ослабляя хватку на приборах. – За тобой будут следить на каждом шагу,они такого не допустят.Сиди смирно и ничего не делай.

– Ничего не делать в руках напыщенного хранителя,который то и дело оскорбляет меня? – огрызнулась я.

– Терпи,Аннабет.Ничего больше тебе не остается.

Терпи… Да, что еще мне остается, кроме как терпеть?Терпи то,терпи се,всю жизнь терплю.

Эти слова звучали с такой жестокостью, что внутри у меня закипала злость и разочарование. И если отец учил меня терпению, то матушка с детства внушала, что сила – это не всегда физическое.