Он казался серьезным не по годам и не тратил время на любезности.

Зоя потрепала братьев по колючим макушкам и заглянула в тетради. Она отметила про себя, что мальчики почти закончили делать уроки, и весело проговорила:

– Конечно, удачно. И заработок будет. А с первого платежа мы с вами будем кутить.

Из столовой раздался материнский смех, чуть громче обычного. Ему вторил приглушенный мужской голос.

– Кто это у матери? -строго спросила Зоя.

Братья переглянулись.

– А мы не знаем, – растерянно произнес Гриша.

– Маменька попросила нас сидеть тихо и не мешать важному разговору. – добавил Гаврюша.

– Так, – протянула Зоя. – В семь у нее обыкновенно урок.

Мальчики снова переглянулись.

– Не было урока, – растерялся Гриша.

– Не было? – переспросила Зоя.

Внутри ее все кипело: еще утром мать жаловалась на безденежье, мол, до конца месяца двенадцать дней, а осталось впритык на еду, а чем за квартиру платить, непонятно. Дочь порылась в старых гимназических тетрадях и вытащила на свет заначку – три рубля: она собирала деньги на рождественские подарки. Для нее это была приличная сумма, заработанная репетиторством, поэтому неудивительно, что Зою охватило чувство потери.

Жалко, конечно, но братья растут – им нужны ботинки и шарфики на зиму.

– Гимназисты, – то ли гордилась, то ли сетовала мать. – В валенках на уроки не пойдешь.

– Не пойдешь, – подтвердила дочь. – Купи им, мама, все необходимое, а я еще заработаю.

Мать прикинула, что и за квартиру можно внести за неделю, а Зоя, хотя и повздыхала, но ощутила умиротворение, словно после сделанного доброго дела у нее выросли крылья.

И что же выясняется? Дочь отдает последнее, а маменька любезничает с каким-то типом и пропускает уроки. Пропустит один раз, другой, а потом все ученицы разбегутся. Зоя тряхнула головой, отгоняя воспоминания о том, с каким трудом удалось матери набрать достаточное количество желающих заниматься музыкой девочек.

– Мама вернулась веселая и сказала, что скоро мы никогда и ни в чем не будем нуждаться, – добавил Гаврюша.

– Ничего не понимаю, – развела руками Зоя.

– А ты сходи и посмотри, что там, – посоветовал братец. – Может, она нашла новые уроки?

– Я так и сделаю.

Она постучала в дверь столовой и, не дожидаясь ответа, заглянула внутрь. За большим столом, заставленным яствами из ближайшего трактира, сидели двое – мама и какой-то тип в полосатом пиджаке. Мама нарядилась в лучшее платье, приколола к воротнику единственное непроданное украшение – круглую гранатовую брошку. Она счастливо улыбалась и, бросая лукавые взгляды на своего визави, внимала шуткам последнего. На столе перед ней стояла полная рюмка наливки.

– Мама! – потрясенно воскликнула Зоя.

Мать растерянно посмотрела на дочь, словно впервые ее увидала. Казалось, она витает в облаках, а происходящее на земле интересует ее постольку – поскольку. Зоя отметила, что давненько мама не выглядела такой счастливой.

Она перевела взор на маминого гостя – невысокий, тощий, а глаза наглые, масляные. И на Зою уставился, так что ей стало неловко.

– Вот и Зоюшка пришла, – произнесла мать, обращаясь к гостю. – Доченька моя, самая старшая.

Очевидно, наливка сделала свое дело: голос Павлы Семеновны звенел и переливался, словно колокольчик

– Здравствуйте, барышня, – высоким певучим голосом отозвался незнакомец. -Не сердитесь на меня за то, что я на сегодняшний вечер завладел вниманием уважаемой Павлы Семеновны. Мы тут одно важное дельце обсуждаем за наливочкой, так сказать. Но Вы не волнуйтесь, чисто символически.

И он показал на пальцах, что, по его мнению, есть это «чисто символически».