– Не сейчас, – она накрыла его руку, – а то будто…

– Ага! Уличила! – он вырвал руку. – Для того я и знакомился. Помнишь, в ресторане? Услышал, где работаешь, и натянул тетиву. Раз так, напишу много!

Она понурилась:

– Зачем ты портишь последние минуты? Десерт.

– Не я, а ты, – он обнял ее. – Лишила меня десерта. Представляешь, сколько раз я хотел тебя бросить, но вспоминал о работе и думал: пусть вышлет сначала по списку. Работа нас связала. И не раз!

– Прости меня, – прошептала она.

– И ты меня.

Он поднял бокал, они выпили и поцеловались.

– Конец спектакля, – объявил он, и они встали.

– Я не буду провожать. Посмотрю с балкона.

– Говори им, что у нас ничего не было.

– А разве было?

Они рассмеялись. Он взял вещи, и они вышли в коридор. Она протянула ему вчерашний цветок:

– Я сохранила. К свиданию.

Он бросил цветок на пол. Она подняла:

– Мое сокровище! Увяло, но другого не купишь!

– Я уже ничего не куплю. Оставил тут последнее.

– Сколько ты на меня истратил? Лианы, вино, лакомства, павильоны. Я подсчитаю и вышлю.

– Умножь на погубленное здоровье.

– Я заразила больного! – улыбнулась она.

– А я излечился от бесценного сокровища!

Он подмигнул ей, она – ему, и они разошлись.

Потом она махала ему платком с балкона, а он ей сумкой – с автобусной остановки.

Сумка задела местного, и тот набросился на него – и бил его, пока он не запрыгнул в автобус.

II.

1.

Этого письма я не отправлю. Пока не получу твое. Или совсем не отправлю. Зачем? Я еще не уверена, что оно тебе нужно. Да и мне. И вообще, я пока не знаю, что нам с тобой нужно друг от друга. И могу ли я писать «нам с тобой». Не пустые ли это слова? Как и всё, что ты говорил мне.

Я думаю, ты принимал меня за другую. И скорее всего, я тоже ошибаюсь в тебе. Мы носили маски отпускников и наигрались вволю. Не хватит ли?

Я сейчас дома, но не чувствую, что вернулась. Как будто часть меня осталась на юге, а часть перелетела еще дальше, к тебе. А за моим столом сидит третья часть, настоящая, но и она тоже – разбросанная и несобранная, как мои волосы, которые ты ворошил своими настойчивыми руками.

Помню твои руки. Помню глаза. Голос уже стала забывать. Может случиться, и остальное быстро сотрется из памяти. Тем меньше обмана.

Я не понимала тебя, не понимаю и не хочу. Разве может один человек понять другого? Ведь у каждого свои встречи, чувства и мысли. И не успеешь что-то ухватить, как оно изменилось и убежало, а в руках твоих – только вчерашний хвост, который сбросили, чтоб не мешал. Забыла, кто из них сбрасывает хвост: павлин или крокодил? К чему нам ловить вчерашние минуты? Ведь они давно уже повзрослели и стали сегодняшними часами. А завтра будут годами.

Нет, не получишь ты это болтливое письмо. К чему тебе древние летописи, когда рядом жизнь, к чему словесный туман, когда светит живое солнце?

Я теперь – здесь, а ты – там, и не пора ли поставить точку в нашем рассказе? Но ставлю вопросительный знак и жду. Чего? Твоего письма? Неужели не смогу теперь ставить точки без тебя? Так мне и блуждать в вопросах, как в лианах ботанического сада?

Сегодня я спала целый день и будто в лабиринте бродила. Снилось, что ты дерешься с местными и кричишь, а я ищу тебя, ищу – и не найду. Так хотела помочь тебе, что мать два раза меня будила: ты, говорит, вопишь. Расспрашивала, как я отдохнула. А я не знала, что ответить. Сказала, что устала. Мы с ней живем в одной тесной комнате, так что от вопросов мне бежать некуда. Только в сон.

Место, где родился, не выбираешь: оно – случайно, как место встречи. Но если первый случай не совпал, а второй свел нас, нет ли тут загадки? Зачем? Может, наше место – не твой город и не мой и даже не город нашей встречи, а огромная дорога между нами? Как много, получается, у нас мест! И каждое может стать нашим, если мы захотим. И если захотят те, кто нам мешает. А случайность умирает, как солнце, которое заходит в моем окне. Наступает ночь, и мы сами будем освещать ее, как звезды, если сможем.