— Признайся, Змейка, что каждую ночь ты извиваешься на простынях, лаская себя шаловливыми пальчиками и фантазируя обо мне. Что ты себе представляешь? Что это я ласкаю тебя своим языком? — спросил он низким голосом, подавшись вперед.

Я сглотнула. Голос у него был завораживающий, особенно когда он говорил чуть ниже обычного и с хриплыми нотками. По телу прошла волна дрожи, и внизу живота сгустилось огненное тепло.

— Я знаю, что в своих мыслях ты позволяешь мне трахать тебя грубо и грязно.

В горле пересохло от его слов, стало нечем дышать.

— Да вы фанатеете от собственной персоны, Ариф Натигович, — копируя его жест, я тоже наклонилась вперед. Я молилась, чтобы мой голос не выдал возбуждения, вызванного его словами. — Не льсти себе, кажется, из нас двоих только ты фантазируешь, и то о собственной неотразимости.

Ариф рассмеялся, не сводя с меня тигриных глаз; из-за отблеска свечей его зрачки светились оранжевым.

— Не заставляй меня жалеть о том, что я согласилась остаться. Мне надоело, что ты постоянно всё сводишь к сексу. Мы ведь можем поговорить о чем-то другом? — попыталась я разрядить обстановку.

От него за версту веяло самодовольством. Ариф знал, что нравится девушкам; это было видно по его взгляду, походке, улыбке и продуманной до мелочей небрежности образа. Он цепко держал мой взгляд, будто впился в него намертво и не давал мне возможности даже моргнуть.

— Можем, конечно, — кивнул проклятый искуситель и манипулятор. — Но зачем говорить о чем-то другом, когда мы оба знаем, чего хотим друг от друга? Я хочу показать тебе все грани твоей чувствительности, Иллан. Обещаю, что не буду заходить дальше, чем ты сама того не захочешь...