— Осинская? — перехватила меня возле палаты вышедшая из манипуляционного кабинета медсестра. Не Маша. Другая. И стоило сказать, такой контраст. Маша была приветливой, внимательной, а эта… сразу видно, без настроения.

— Да, — обхватила себе поперек груди, дрожа от утренней свежести.

— Тебя одну ждем, пойдем, — кивнула на разместившуюся под окном кушетку, — кровь будем брать. Так… — принялась готовить необходимые для забора крови инструменты, периодически поднимая голову и недовольно поглядывая на мои проступившие сквозь ситцевую ткань соски. — Мочу сдала?

— Вот, — протянула специальную тару, покраснев. Вроде, ничего такого. Обыденная процедура, но чувствовала себя при этом белой вороной. Ещё бы. Все вокруг расхаживали как не в трикотажных легких халатиках, так в удобных сарафанах, одна я ходила в специальном комплекте для рожениц. Медсестра выхватила у меня герметическую баночку и, пробурчав что-то неразборчивое, наклеила на емкость листик с моими данными.

— Садись, — подтолкнула меня к столу, на котором лежала согнутая напополам небольшая подушка. Я рухнула на стул и, протянув правую руку, крепко зажмурилась. Бедная моя вена. Чтобы не внедряться в подробности скажу так: намучили её капитально. И я в лишний раз убедилась, что первое мнение не всегда ошибочное. — Зажми! — протянула мне вату, вызвав тем самым облегченный вздох. Наконец-то.

— Я хотела спросить, — поднялась на онемевшие ноги, усердно отводя взгляд от пробирки с рубиновой жидкостью. Казалось, я даже на запах могла различить кровь. Сразу стало дурно. И это с учётом, что ела я в последний раз ещё вчера, сидя со всеми за общим столом. — Можно я позвоню?

Меня в очередной раз смерили высокомерным взглядом. Как можно быть такой неприветливой?

— Только быстро. У вас ещё одна капельница, а потом УЗИ.

Беру свои слова обратно. Не такая уж она и…стерва. Прислушиваясь, как в сердце крепнет решительность, я искренне поблагодарила её и поспешила на пост, решив первым делом набрать Вала.

Прижав трубку к уху, я нервно покусывала губы и чувствовала, как с каждой секундой во мне крепла необъяснимая тревога. Дударев не отвечал. Гудки шли, но реакция при этом отсутствовала. Странно и одновременно страшно. Зная Вала и помня его слова в машине – вот не вязалось тут и всё. Не мог так просто не отреагировать на незнакомый номер. Пускай ночью не придал значения, не увидел, не услышал, но сейчас! Господи, лишь бы ничего плохого не произошло.

С тяжелым сердцем, продолжая дрожать от волнения, набрала Глеба, его сотовый молчал. В итоге - ноль реакции. Позвонила на домашний. Если не Глеб, то мама по-любому должна подойти. Но сколько я не вслушивалась в монотонные гудки – так мне никто и не ответил. Выглянувшая из манипуляционки медсестра предупреждающе выгнула бровь.

— Не отвечают, — виновато улыбнулась, сжимая вспотевшими пальцами спиральный шнур.

— Вы понимаете, что это больница, а не переговорный пункт? — прилетело мне сухим тоном. — В любой момент может позвонить главврач, заведующий отделением, а вы линию занимаете.

Вот же грымза.

— Ещё минутку, пожалуйста!

— Минута и не секундой больше! — вынесла из кабинета ящик с пробирками и, бросив на меня предупреждающий взгляд, величаво поплыла на выход из отделения.

Сохранишь тут спокойствие, как же. Такое состояние… даже не знаю, к кому обратиться за помощью. Разве что к Зыкиной. Она и вещи сможет привезти, и выслушает, подставив дружеское плечо. Набрав в легкие побольше воздуха, решительно набрала подругу, надеясь, что сегодня она во вторую смену и затаив дыхание, замерла в ожидании соединения.