Раф сидел в глубоком кресле в углу комнаты. На столике рядом с ним стояла бутылка красного вина и бокал. Можно было подумать, что на дне его не вино, а кровь.

— Остыла? — спросил Раф, взяв бокал. Сделал глоток и прищурил глаза. — Вижу, что остыла. Теперь займёшься делом.

При этих словах меня опять пронзил страх, но я изо всех сил старалась сделать вид, что мне всё равно. С телом он мог делать что угодно, лишь бы не касался души. Жаль, что она ещё не сгорела дотла.

— Подойди сюда, — приказал Рафаэль.

Я сделала к нему несколько шагов и остановилась.

— Дальше что? — спросила сухо.

Он взглядом указал на стол. Помимо вина на нём стояла большая резная шкатулка. Раф встал и развязал пояс халата. Я против воли сжалась, а на его губах появилась практически неуловимая, полная пренебрежения улыбка.

Кинув халат на кресло, он подошёл ближе и вдруг в считаные секунды намотал мои волосы на ладонь. Дёрнул, и я, вскрикнув, попыталась схватиться за его руку. От боли на глазах выступили слёзы, которые я так тщательно скрывала.

— Я тобой сегодня крайне недоволен, Камила. Попытайся это исправить. Сейчас ты откроешь эту коробку и займёшься дырой, которую сама же и оставила. Сделай так, чтобы всё прошло гладко. Приступай.

Он толкнул меня на столик. Я ударилась ногой и едва не упала. Открытая бутылка с вином покачнулась, а меня ужаснула мысль, что, если она опрокинется, Раф разозлится.

Но бутылка осталась стоять. Трясущимися руками я открыла шкатулку. Это оказалась аптечка. С трудом понимая, что делаю, я вытащила бинт и пластырь. Антисептик едва не выпал из рук, когда я открывала пузырёк, стараясь не смотреть на мужа.

Раф опять развалился в кресле.

— Ты можешь быть свободен, — бросил он охраннику. — А ты будь понежнее, Ками. Если мне понравится, завтра я, может быть, разрешу тебе посмотреть на Дениса. А может, и не разрешу. Мне нужно об этом подумать.

Он опять покачал бокал.

— Разрешу или не разрешу, как считаешь?

Я старалась молчать. Смочила антисептиком ватный тампон и приложила к боку Рафаэля. Так и хотелось нажать как следует и вогнать его ему прямо в затягивающуюся рану. Жалко, что я не попала ему в сердце. Но вместо сердца у него кусок свинца, так что от пули хуже бы не стало.

Он наблюдал за мной, и чем дольше длилось молчание, тем сильнее я нервничала.

Тело у него было крепкое и поджарое, как у атлета, грудь покрывали завитки тёмных волос. Бронзовый загар и практически неощутимый запах дезодоранта, намертво впечатавшийся в меня.

— Уверен, ты можешь нежнее. — Он схватил мою руку. Посмотрел в глаза. — Пуля — это больно, Камила. Я могу показать тебе, насколько. Хочешь? Только учти: я ни разу в жизни не промахивался.

— Перестань мне угрожать. — Я высвободила руку. — Это больше не действует. Я устала от твоих угроз.

Приклеила пластырь и расправила края. Рафаэль меня больше не держал. Только уйти тоже не позволял.

— Сними платье, — сказал он после продлившейся не меньше минуты тишины. — Встань туда, — показал на середину комнаты, — и разденься. Хоть рассмотрю как следует, что подсунул мне твой отец, а то в прошлый раз не удалось.

Раф долил вина и развалился в кресле, широко раздвинув ноги. Я сглотнула. Хорошо помнила, какой он.

— Давай, девочка, разденься. И сделай это качественно. Как хорошая шлюха. — Презрение в голосе и в глазах. — Давай, чёрт тебя дери. Не зли меня.

Камила

Встав, где приказал Раф, я посмотрела на него с не меньшим презрением, чем он на меня. Только, в отличие от Рафа, это было единственным, что я могла сделать.

— Тебе нужно было жениться на стриптизёрше. Я перед чужими мужчинами не раздеваюсь. Хотя… какая тебе разница? Если не разденусь сама, ты разденешь меня силой, да? Ты всегда берёшь, что хочешь, и плевать тебе на то, что хотят другие!