#06/1

Budapest. Мanifestation monstre. Des dizaines de milliers de Hongrois ont demandé que l’anniversaire de l’insurrection de 1956 devienne fête nationale (Figaro, 16 mars 1989) [12]

Маршрут блуждал по всему городу. Кварталы Парижа  отличаются один от другого, так что Шине (думаю) было интересно. Но он никак не мог успокоиться, его тоже учили, что хорошо, а что плохо, и как отличать чёрное от белого. Вот он и отличал. Я работал курьером, возил кровь и другие фрагменты людей на анализы, таскался по больницам и богадельням, в институт Пастера и т.д.

– Ты же, Кадли, приличный человек (говорит), как ты можешь заниматься, в буквальном смысле, говном?

– Я (говорю) не вижу в этом труде ничего неприличного. Кровь я не сосу, мочу ничью не тырю. Говно тоже нужно возить. Эмигрант есть эмигрант, он работу не выбирает, что подвернётся, в то и врубается. Оказавшись во Франции, где никто тебя не ждёт, какой бы ни была твоя прошлая жизнь, ты (считай) самое презренное сословие. Амбиции только увеличивают гротеск.

– Вот я и говорю (он).

– Что (я)?

– То (он)!

– Белые эмигранты (спрашиваю) работали тачковозами? Работали. Я за пять лет, знаешь, сколько отзалупил всего? Но таксистом теперь стать нелегко, лицензия стоит денег.

Я заправлялся на бульваре Vincent Auriol. За полный бак там давали книжку рисованных картинок из серии Lucky-Luke. Я комиксы не читал, как говорят французы, но лепо было получить альбом задарма. Я складывал их прямо в машине, на задний диван, надеясь отдать какому-нибудь оболтусу. Засранца на горизонте заметно не было, так что альбомов накопилась целая куча.

– Нужно сделать памятники (Шина, хмуро), я поехал культурно осматривать город.

– Понял (говорю), посол намоченный.

Шина отвёл нос и закурил. Решили, проедем по городу, он нащёлкает всё разом. Покажет сослуживцам сначала первую серию, снятую в одном районе, потом другую и т.д. На Port-Royal Шина скадрировал памятник маршалу Нею, князю Московскому. По тротуару кружилось множество голубей, неуклюжие тучные, они противно ворковали и гонялись друг за другом.

– Ненавижу (говорю) эти твари, летающий мусор!

– Напрасно (сказал Шина). Голуби – игроки. Они предпочитают играть и получать нерегулярную, но обильную пищу, несмотря на то, что небольшое количество регулярной пищи, в целом, в да раза больше случайных выигрышей.

– Значит, я – голубь.

– Сколько (спрашивает) дадут за осквернение?

– А чё ты (говорю) хочешь осквернить?

– Ну не знаю, Нея, например, обосрать.

– Ты что, тоже голубь? Зачем? Он и так обосрался!

– Какой же он князь? Он моржовый, а не московский!

– Тебе, как и голубям, ничего не дадут – у тебя статус.

– А тебе?

– Я мне на него насрать, я и срать на него не буду. Представляешь, если б французы тогда взяли Москву?

– Смердяков уже спрашивал. Россию взять нельзя – рук не хватит.

– Не руками её надо брать!

Мы, в своё время, наизусть знали войну 1812 года, всех её генералов и маршалов, названия полков, цвета и рисунки знамён. Я лепил солдат, лошадей и амуницию из цветного пластилина. Шина был спецом по придворным финтам и интригам. В тактических играх, которые принимали на даче грандиозный размах, я всегда воевал на стороне Кутузова, а Шина отождествлял себя с Наполеоном. Меня больше интересовала приключенческая сторона (я читал Жюля Верна), Шину занимали отношения (он предпочитал Дюма). Мы даже ходили к завучу школы, чтобы тот решил спор, какой из двух писателей полезней для чтения в нашем возрасте. Завуч порекомендовал Гайдара. Когда, в целях иметь карманные деньги, я стал тырить и сдавать букинисту книги из семейной библиотеки, зелёный четырёхтомник Аркадия Гайдара оказался первым на очереди.