Вот приблизительная сущность его взглядов. При этом масса противоречий, совершенно, казалось бы, не уживающихся друг с другом, преспокойно уживаются в нем; он их не замечает. Человеку нужно было чем-то понять и осмыслить свою жизнь, и он сделал это сообразно со своим разумением, не заботясь о том, удовлетворяет это каким-нибудь требованиям других или нет. Ему нужна фикция для оправдания своих поступков, и он ее выдумал. Недаром кто-то (Вольтер242, что ли) говорил, что, если бы не было Бога, его нужно было бы выдумать243; а Кант прямо утверждал, что jeder arme[r] Teufel muss seinen Gott haben244. Да и чем эта туманная, полная противоречий теория Лехкопытова не Бог, раз она дает ему возможность жить, осмысливает его жизнь, удовлетворяет его душевным запросам? По Сеньке и шапка, говорит пословица, и уж заслуга человека та, что он сам потрудился над изобретением его, а не взял готовый залежавшийся хлам другого.

Конечно, не с точки зрения теософов! Они даже и не найдут здесь Бога, как и во всех наших религиях: искусстве, науке, государстве, этике. Для теософов мы, вместе с Лехкопытовым, атеисты, да не в том суть: важно, что человек сумел создать себе интеллектуальную надстройку к физической жизни и ею и ради нее определяет смысл своего существования.

– Когда человек взял жену, он стал собственником в том царствии, которое перенеслось с неба на землю, – говорит Лехкопытов, – он как бы получил свой участок, и цель и обязанность его жизни – обработать его возможно лучше.

– Ну а если взятый вами участок окажется неподходящим для вас, если вы увидите, что не можете с ним справиться, что жена к вам не подходит? – спросил его кто-то.

– Этого быть не может: я смотрел, когда брал, и ничего больше до меня касаться не должно.

– А если вы видите, что жена совсем вас не слушает: вы ее учите хорошему, а она развратничает, пьянствует, дерется.

– И это до меня не касается: она может делать, что хочет, а я должен нести свое. Я с ней сошелся не для того, чтобы удовлетворять свою страсть, а чтобы получить через нее свое имя и сделаться собственником, – отвечал Лехкопытов.

Однако через несколько времени уже оказалось, что он может разойтись с женой; что если у него умерла одна жена, он может взять вторую, и за это время, что он вышел из хлыстов, у него первая законная жена умерла, вторую – недавно свез в психиатрическую больницу, так что теперь, если доктор скажет, что надежды на ее выздоровление нет, он возьмет третью.

Ну, – могущие вместить да вместят, а я отказываюсь.

14/IV. Некто Левицкая, особа ужасно нудная (мы познакомились с ней у Пругавина), привела вчера к Маше Гусакова, писателя.

Симпатичное он произвел на меня впечатление. Тихий, скромный, незаметный, но по некоторым небольшим замечаниям об отдельных писателях и произведениях можно было заключить, что у него есть известная тонкость понимания.

Мало он, верно, образован, это жаль, но если он серьезно предан литературе, то дело будет вполне поправимым. Мало тоже людей видел, мало, верно, знает жизнь, да и немудрено: где там монастырскому послушнику, каким он был, или архиерейскому келейному людей смотреть и себя показывать.

Назад мы шли с ним вместе, и я позвала его к себе. Обещал. Если придет, буду рада.

Позже. Боже, Боже, какой ужас! Я сегодня только прочла о гибели «Титаника»245!

Какой кошмарный ужас! И я живу на свете, не зная, что делается вокруг.

Ужас, и вместе красота, жуткая, безумная, величественная. При чтении заметки в «Новом времени» эта картина сама собой нарисовалась перед глазами, со всей силой и яркостью действительности. О, если бы силы изобразить ее так, как видишь и чувствуешь, со всей кровавой любовью и торжественной осанной погибшим!