Хорошо, что все обошлось тихо, без демонстраций равноправных и благотворительных дам. Вот-то сконфузятся они, когда узнают, что все обошлось без их содействия и благословения!

19/III. Вчера по дороге на французскую выставку190 зашла к Lusignan191, которая мне сообщила, что умерла А. П. Философова192. Lusignan очень жалела, что у нее уже взят билет193 и она не может, таким образом, остаться побывать хоть на панихиде ее. Утром сегодня зашла к Чернякам посмотреть в газете расписание панихид и похорон. Оказывается, сегодня на курсах назначена панихида в час дня.

Собираюсь идти.

– Вы куда? – спрашивает меня Лидия Семеновна.

– На курсы.

– В библиотеку?

– Нет, на панихиду.

– Ах, это по Стасовой, что ли?

– Нет, по Философовой.

– Да нет, ведь Стасова же умерла.

– Философова, Анна Павловна, единственная дожившая до нас из основательниц наших курсов194.

– Так ведь это же Стасова и есть, – настаивает Лидия Семеновна.

– Стасова давно уже умерла. Да что лучше, прочтите на первой странице «Нового времени» объявление.

Лидия Семеновна читает и убеждается:

– А я думала, Стасова.

Прихожу на курсы.

Внизу, по обыкновению, толпятся курсистки. Одни одеваются, другие раздеваются, одни уходят, другие приходят.

– Идем на панихиду, – предлагает возле меня одна курсистка другой.

– Какую панихиду, зачем?

– Да по Философовой.

– А кто она? Я с ней не знакома.

– Ну вот еще, не все ли равно! Она там что-то по равноправию женщин хлопотала и была председательницей женского съезда195.

– А-а, ну пойдем себе.

– Почему на курсах панихида по Философовой? – говорят немного дальше.

– А кто его знает! Пойдем, посмотрим, что ли?

– Ну Бог с ним, мне некогда; лучше погуляем немного.

И такие отзывы слышны повсюду кругом, но из любопытства многие все-таки идут наверх в зал.

Недаром Анна Павловна сокрушалась, что нет никакой традиции на наших курсах, что к курсам, как к учреждению, нет любви в курсистках, что они – какой-то пришлый, кочевой элемент, незнакомый ни с историей возникновения курсов, ни с учредителями их, ни с жизнью их вплоть до настоящего момента.

Это правда; от них берут все что можно, но ими не интересуются. Из знакомых мне только Lusignan да Маша [Островская] составляют исключение (Маша, между прочим, пришла на панихиду). Поэтому и на панихиде не было настроения; стояла толпа холодная, равнодушная, пришедшая позевать от нечего делать. Следовало бы кому-нибудь из комитетских дам разъяснить отношение Анны Павловны к курсам, хоть пользуясь случаем ее смерти, а то Нечаева сказала несколько общих фраз по окончании панихиды, и тем дело было кончено. Одна курсистка, очевидно из бюро слушательниц196, объявила, что у гроба назначаются дежурства из курсисток, пригласила жертвовать на венок и взывала прийти как можно в большем количестве на отпевание и вынос тела на вокзал, имеющее быть в среду197. Она так настойчиво повторяла последнее приглашение, повторенное несколько раз, что даже неловко было перед родственниками покойной, в присутствии которых это все происходило.

21/III. Пришла на похороны уже к самому выносу из церкви198. Перед Владимирским собором199 стоял катафалк для гроба и несколько катафалков с цветами. Все это было окружено цепью из курсисток, так что площадь возле катафалка была чиста от посторонней публики. Внутри стояла кучка комитетских дам, и из профессоров я увидала Савича, Булича, Богомольца. Несколько впереди – хор, группа курсисток и несколько студентов.

Придя к церкви, я стала в толпе за цепью, но какая-то курсистка подошла ко мне и стала просить в хор.

Народу в общем было не особенно много, и настроения и тут не было. Молодежь по обыкновению смеялась, болтая всякий вздор, распорядительницы волновались, прося нас то отойти подальше, то подойти поближе, то стать в ряды, то сомкнуться в кружок; студенты хозяйничали тоже.