Так вопрошать могут только «чистые сердцем»! Это уж прямо евангельская простота и смиренномудрие; Христос и тот, верно, больше себя ценил.

Благодаря моим теперешним сношениям с Академией (работе над каталогом и получению книг на дом), мне с новой стороны приходится слышать об Алексее Александровиче, а иногда и видеть его самого.

В Академии, например, все сторожа тянутся перед академиками навытяжку, величают их не иначе как «Превосходительствами»126; Шахматова же называют просто Алексей Александровичем, в чем слышится ласковая фамильярность и теплота русского простолюдина к любимому барину.

В журнальном отделении библиотеки есть давно уже служащий старик сторож, больной и дряхлый, с трясущимися руками и ногами и слезящимися подслеповатыми глазами, и мальчик Шура, племянник его, что ли. Шура этот прекрасно знает свое отделение и где-то не то уже учится, не то собирается поступать, по крайней мере, нынче весной он держал какие-то экзамены (я слышала, как об них говорила с ним заведующая).

Шахматов почти каждый день заходит в русское отделение библиотеки (про иностранное не знаю) минут на 5, на 10, и вот раз я застала его разговаривающим на лестнице с этим стариком. У старика несколько времени болела рука и была на перевязи, и вот он показывал ее А. А. и долго говорил об ней; потом А. А. стал расспрашивать его о Шуре и его экзаменах, причем в тоне А. А. было слышно самое искреннее участие и живой интерес к человеку и его делам. Шахматов, верно, хорошо знает своих сторожей и их нужды и обстоятельства.

Так простояли они минут десять на лестнице, и Шахматов отдал сторожу эти десять минут так же просто и охотно, как отдал бы их любому студенту, нуждающемуся в его помощи и совете, а старик так же просто и доверчиво пользовался ими, делясь с А. А. своими несчастьями и радостями.

Известно, какие облегчения делает А. А. в библиотеке всем, кто только к нему обращается, учащимся же и начинающим ученым в особенности; известно то доверие и охотность, с какими он дает свое поручительство для получения на дом книг почти всякому.

Недавно я услышала, что в первое время своего заведования книжными делами Академии он давал из склада бесплатно академические издания всем, кто заявлял, что работает над таким-то вопросом и имеет нужду в таких-то сочинениях, а уж о его собственных книгах и говорить нечего. Прошлый раз библиотекарша рассказывала, что у них был один экземпляр летописей с примечаниями Шахматова127, и этот экземпляр постоянно брался на дом, так что в читальном зале его можно было получить только с трудом, урывками. Когда она обратилась к А.А с просьбой запретить выдавать его на дом, т. к. интересы читального зала (справедливо, конечно) должны перевешивать, А. А., ни слова не говоря, принес еще один или два экземпляра специально для читального зала.

Так и во всем он дает реальную помощь, не ограничиваясь одними благими пожеланиями.

Сегодня пришел в библиотеку требовать книг на дом за поручительством А. А. какой-то безусый юнец с ярким галстуком на цветной рубахе и гладко примоченными волосами. По костюму и разговору можно было думать, что он рабочий. Действительно, в расписке на книгу, которую он старательно выводил крупными, низко лежачими буквами с франтоватыми закорючками и замысловатыми завитушками, стоял адрес: «В[асильевский] О[стров], 9 л[иния], д. Академии Наук». Очевидно, или сторож, или – еще вернее – наборщик, т. к. там как раз помещается Академическая типография128. Вероятно, он просто обратился к А. А. со своей просьбой, и она, конечно, немедленно и так же просто была Шахматовым удовлетворена.