– Ладно, синоптик-синефил, – усмехнулся Илья, – завтра разберемся, что там "Послезавтра". А сейчас, спать, наверное, ложится, надо… что ещё делать-то. Слушай, ты рядом сидишь, посмотри там, на термометре, сколько градусов? Что-то вроде, как, теплее стало.

Марек, взяв свечу, долго вглядывался в шкалу висевшего за окном термометра:

– Ни хрена не пойму…

– Давай я посмотрю, – вызвался Илья.

– Знаешь сколько?.. – тон у Марека был обескураженным. – Я оказывается, просто не там смотрел! Я смотрел снизу, а надо было сверху.… Пятнадцать градусов выше нуля! Прикинь!

– Да ну! – усомнился Илья. – Быть того не может! Такой дубак был! Ты, наверное, зенки-то уже залил! Протри их, как следует!

– Пошёл ты!.. – сказал Марек, вставая со стула и уступая ему место. – Иди, сам смотри!

Илья, упершись лбом в стекло, стал вглядываться в показания градусника, а Марек, стоял рядом и тыкал пальцем.

– Вот здесь смотри. Вот!

В мерцающем свете свечи, Илья, наконец, разглядел, что конец красного столбика термометра и впрямь находится, между четырнадцати и пятнадцатиградусной отметкой.

– Ни хрена себе!

– Ага! Убедился! – торжествовал Марек.

– Быть того не может! – упрямо повторил Илья. – У этого градусника, просто крыша съехала, как у тебя, и у меня... И вообще всего вокруг!

– Да ты, я смотрю, совсем отупел от горя, мой бедный, учёный друг! Ну, хочешь, давай окно откроем. Убедимся. Оно у тебя не запечатано?

– С ума сошел? Ну, если форточку только…

– Ты глянь, – тыкал Марек пальцем в стекло, – туман-то, какой! И дождь, по-моему, пошел.

После недолгой борьбы с запечатанной форточкой, она, наконец, была открыта, при помощи длинной палки с крюком на конце. Сразу стал слышен шум дождя. Странный, незнакомый запах ворвался в комнату, ударил в ноздри. Влажный, насыщенный, он напомнил Илье летние вечера после дождя, где-то на юге, возле Чёрного моря, где он в студенчестве, работал на уборке фруктов. Но в отличие от того, этот казался значительно сильнее и экзотичней, к нему одновременно примешивались ароматы, каких-то невероятных цветов и прелой листвы.

– Ой! – сказала, незаметно вошедшая Анюта. – Чем это у вас так пахнет?

– Оттепелью, – повернулся к ней Илья.

– Да, запашок ещё тот! – констатировал Марек. – Как плесень, обрызганная духами.

Было все ж таки ещё прохладно, тянуло сыростью, и форточку решили закрыть. Потом посидели ещё некоторое время, обсуждая произошедшее, в сотый раз, вспоминая все детали нынешнего вечера и гадая, к чему бы это и чем, может для них обернуться. Допили спирт. Съели все принесённые Анютой пирожки, с капустой и картошкой. Разговор, как-то сам собой зашёл в тупик. Фактического материала катастрофически не хватало. Каждый думал о своем, и говорить больше не хотелось. Тогда решено было идти спать. Так как утро вечера, естественно, мудренее. Спать пошли к Мареку, так как у него в комнате стоял, каким-то образом попавший туда, ещё до появления самого Марека, невероятно старый, скрипучий диван. Хозяину комнаты, постелили в углу шикарное ложе, из фуфаек, халатов и старых штор. А Илья с Анютой, устроились на диване, укрывшись, невесть откуда взявшейся, большой белой скатертью и старым одеялом. Анюта, сразу так крепко прижалась к Илье, как будто год его не видела.

– А где же женишок-то твой? – шёпотом, с нескрываемым торжеством, спросил её Илья.

– Какой-такой? – кротко, как она умела это делать, спросила Анюта, ласкаясь, как кошка. – А-а, вот ты о чём. Повесился, наверно, от горя.

– Я бы тоже повесился… – вздохнул Марек, из своего угла.

– А ты не подслушивай!

– Нужны вы мне больно! – он перевернулся на другой бок и через несколько минут, оттуда доносилось только его ровное сопение. А Илья с Анютой, задув свечку, ещё долго шептались в темноте, потом полюбили друг друга. Тихо, тихо. Когда Анюта, не смогла сдержать стона, Илья закрыл ей рот поцелуем. Чтобы Марек не слышал. А он и не слышал ничего, дрых, как суслик.