– Алле… оп!
Распахнулась вторая рама и в комнату ворвалась волна жаркого летнего воздуха, сметя все с подоконника и подняв облако пыли.
– Пчхи… – чихнула Анюта.
– Пыль с подоконника вытирать никогда не пробовал? – поинтересовался Илья, протирая запорошенные глаза. Марек пожал плечами, на мелочи, мол, отвлекаться изволите. А за окошком, меж тем, стояло настоящее лето, если конечно не принимать в расчет голые остовы берез и осин их, земного леса. Заставляя жмуриться, в комнату заглядывало восходящее, но уже ослепительное солнце. По небу ползли редкие барашки облаков.
– Интересное кино! – сказал Марек, и пояснил, увидев вопросительные взгляды друзей. – Дома… то есть на Земле… то есть… в общем, раньше солнце тоже с утра в окно светило. У компа монитор слеп, приходилось шторы плотно закрывать.
– Значит в этом мире, твои окна тоже выходят на восток, – неожиданно спокойным тоном констатировала Анюта.
– В каком "этом мире"? – взорвался Илья. – Ты соображаешь, что ты несешь? Фантастики начиталась? Четвертое измерение? Параллельные миры? Совсем сбрендила?
Анюта обиженно передернула плечиками.
– Сам придурок! Разорался… – она отвернулась к стене и подозрительно шмыгнула носом.
– В самом деле, – влез Марек, – что ты яришься Васильев, она-то тут причем? И вообще, параллельный, перпендикулярный… а мне чего-то уже жрать охота… и, кстати, пить. А то после этого спирта сушняк, а здесь воды ни капли нет.
– Ладно! – Илья натягивал брюки, раздражение его уже улетучилось. – Сейчас пойдём ко мне, там попьёшь, – он застегнул молнии на ботинках. – Вы одевайтесь, что стоите? Анюта? – он примирительно коснулся плеча подруги. – Ну ладно, не дуйся! Извини! Одевайся, пошли.
– Может, вы выйдете, все-таки?! – возмутилась девушка.
– Хорошо, хорошо дорогая! Мы пошли, а ты одевайся и подходи в триста пятую. – Илья вертел в руках свитер. – Надевать, не надевать ли? Тепло вроде?
– Да так пошли, не замёрзнешь. Я вишь как? – Марек был в брюках и в одном старом тельнике, сквозь дыры которого проглядывало его волосатое тело.
Чтобы попасть в главный корпус из комнаты, где работал Марек, необходимо было спуститься двумя этажами ниже и пройти по тонкой длинной кишке перехода. Когда спустя двадцать минут, причесанная и даже слегка подкрашенная, Анюта открыла дверь в триста пятую, мужчины сопя и ругаясь, ползали на четвереньках вокруг большого штатива, пытаясь надёжно закрепить над горящей спиртовкой, эмалированный чайник, так чтоб ненароком не перевернулся. В открытое настежь окно рванулся тёплый ветер, сметя с письменного стола какие-то бумаги. На Анюту зашикали, чтобы скорей закрывала дверь и не разводила сквозняков.
Чайку, однако, в тот раз им попить не довелось. Как только чайник начал обнадёживающе шипеть и пофыркивать, раздалось отдаленное, гнусавое хрипение мегафона, в котором угадывались следующие слова: «Внимание! Просьба всем, немедленно собраться возле главного входа института». Мегафон повторял это, раз за разом. Окна триста пятой выходили на противоположную от главного входа сторону, и поэтому друзья отправили Анюту на разведку – через коридор, теперь уже в женский туалет, чтоб посмотрела в окно, кто там каркает. Сами остались стоять у двери, ожидая ее комментариев.
– Да идите вы сюда! – позвала Анюта через несколько секунд. – Подумаешь, стеснительные какие… писающих девочек здесь нет!
Друзья переглянулись.
– Резонно! – сказал Марек.
– И вообще, сейчас не до условностей! – подтвердил Илья. И они, столкнувшись плечами, одновременно вошли в туалетную комнату. Анюта, распахнув окно, и улегшись животом на подоконник, с любопытством смотрела во двор.