– С дуба рухнула, дуреха? Какую полицию? Чтобы про нас все говорили, какой мы неблагополучный подъезд? Где твой телефон? – Елизавета Ивановна вся покраснела от таких известий.

– Да вот же он, – смиренная христианка показала простейший «Nokia», который староста подъезда с остервенением вырвала из рук и разбила о ступеньки.

– То-то же. Брысь отсюда. И не вздумай полицейским показываться. Не дай бог слухи пойдут, не дай бог…

Уже на следующий день Елизавета Ивановна двинула на работу. Отпуск кончился, и как назло майское солнце снова выбралось из заточения. Теперь же его застилали не серые облака, а мерзкий смог и дым заводских труб. Перепелкина радовалась, что правительство заботится о рабочих местах и доступной продукции для простых людей. Единственное, что ее, пожалуй, смущало, так это то, какой вред могут нанести все эти производства ее садику-огородику. Она даже думала прийти с инспекцией, но отложила это дело

в долгий ящик, как и многие.

Спускаясь по лестнице, она обнаружила, что на двери семинаристки Лидочки, как и на двери студента Аркадия, висит большой черный квадрат. Остановившись возле нее, Перепелкина задумалась. Несколько минут стояла тупо, в каком-то оцепенении всматриваясь в черноту, которая и манила, и пугала. В этой темной фигуре она будто видела всю жизнь, и на минуту ей показалось, что квадраты на дверях, появляющиеся все чаще и чаще, становятся больше. Квадрат засасывал, поглощал все самое лучшее, превращая ангельски чистые помыслы и благие идеи в ничтожную пустоту. Вакуум!

От таких непривычных мыслей у Елизаветы Ивановны даже закружилась голова, а потому она выпила нужную таблеточку и зашагала дальше.

«Зачем лезть в чужую жизнь? Женка Пашки тоже хороша, ведь знала, за кого идет. По мне, так лучше тогда одной быть, если характера нет», – думала Перепелкина, огибая колдобины во дворе, переполненные грязной водой после дождя. Вечно праздничный внешний вид контрастировал с окружающей серостью, отчего красные и желтые платьица даже раздражали некоторых австралопитеков. На работе она набросала планы на ближайшие выходные. Затеяла генеральную уборку; поборник чистоты, она просто не могла терпеть грязь и пыль, что не мешало ей, однако, закрывать глаза на художества подростков в подъезде, облеванные перилла и грязные ступеньки лестниц. «Главой» подъезда она была лишь до тех самых пор, пока речь не заходила о коллективной уборке.

Вообще мало кто задумывался о том, чтобы облагородить общее пространство. Общее, значит, «ничейное». Мысль эта укоренилась в сознании большинства людей. Но и среди них находились «особенные».

Уже вечером, сидя за компьютером, Елизавета Ивановна наткнулась на какой-то пост в социальных сетях. Под ним шла активная дискуссия. Обсуждалось, «какого же цвета должен быть новый электробус: красного или синего?». Перепелкина, мнившая себя знатоком моды, вступила в диалог

с кем-то в комментариях, рьяно доказывая, что цвет автобусов должен быть непременно красный, так как синий цвет транспорта уже изрядно надоел, так как в моде в этом летнем сезоне будут теплые, а не холодные тона, да и просто женщина не упускала из головы мысль, что красный автобус – это очень сексуально. По этому случаю она даже захотела прикупить новую юбку и сумочку на цепочке. Как житель города, Елизавета Ивановна приняла участие

в голосовании на сайте администрации, но продолжала переписываться с кем-то в социальной сети и навязывать всем свое мнение. Впервые за долгое время она позволила покритиковать областной транспорт, потому как в нем ее толкали, зажимали и даже лапали. В голове на мгновение вспыхнул яркий эпизод, как небритый инородец в затертых джинсах прижимался к ней сзади, пока остальные тянулись к валидатору, громко хрюкали, жужжали дружным ульем. Нечто твердое, упругое резко уперлось в Елизавету.