Наш главный герой, в отличии от тех, кому мы отдаем дань, никогда не совершал подвига. Ведь что это за подвиг, который ничего не изменил? Который вопреки воле своей засвидетельствовал единственный и нерушимый вещей порядок? О котором никто и ничего бы не узнал, если бы не мы? А коли мы свет на то прольем, то оно оттого другим не станет.

Обычного добра также от него было меньше, чем от человека повседневного. Потому что с человеком повсеместным он сталкивался реже должного.

Наш главный герой ничего не делал с улочками Новокузнецка. Без его участия они извивались между кирпичных строений и, оглядываясь порой, наблюдали примеры северной архитектуры, облагороженные местным населением дворики, цветущие парки и скверы, чье право быть упорно отстаивала пара огромных сталеваров, что отлили себя и навеки застыли. Благодаря им весь город свободно и рассекали многообразные улочки, которые все от мала до велика, рано или поздно сходились пощебетать у стремящихся к небу стелам, всем своим видом гордо заявлявшим Смотрите на нас. Мы есть!

Жил и был наш главный герой один в двухкомнатной квартире по адресу: улица Бардина, дом 15, квартира 54. Она досталась ему от еще живой бабушки, что полтора с тому года назад перебралась в другой город доживать свою без прикрас прекрасную жизнь к своей дочери и её мужу, кто и есть родители главного героя.

Точно как и слово существует только лишь на фоне, точно так же и место жития не может существовать без вида из окна. Будь вы в том теле, проснувшись после ночи без сна и взглянув за окно, вам могло показаться, что за секунду до вашего взгляда весь город был укрыт огромным слоем замокшего картона, что был резко сдернут неведомой, но заботливой рукой. Быть может той самой рукой, что в свое время вмалевала внемлющее наваяние в немую, но тем не менее великую славу наших тропинок сквозь восхитительные строки Я знаю – город будет, я знаю – саду цвесть, когда такие люди в стране советской есть.

Пусть погибнет подъезд, но торжествует парадная – рьяно скандировал с эшафота наш главный герой необозримой толпе зевак, что занимала от края до края целую площадь, которую только он мог выдумать у себя в голове.

Он поднимался к себе на четвертый этаж столь медленно, что его сосед, забежав с завода в свои два из семи выходных или прогулочных дня за сныканой монетной заначкой, что была притаена на беленький день, что чаще нужного означало, что нужно слегка пригубить с лихвой живой и напыщенный, радужный и безоблачный день, за сныканой монетной заначкой, что была намертво пришкерена на скотч, дабы она не упала и не обламажилась под облупленной крышкой бочка мраморного толчка. Спустившись обратно к ожидавшей его у выхода слегка износившейся, случайно обитающей неподалеку когорте гаменов в сюртуках, сосед вовсе не обнаруживал за время спринтерского забега, вызывающего одышку даже при спуске по лестнице вниз, и малейшего движения в теле поднимающегося гуся, потому при встрече они порой и вопрошали Ну чего ж ты генка гусь стоишь на месте не туда не сюда под ногами путаешься под нос себе гогочешь? а ну к подвинься ишь какой широкий тут нарисовался тебя кто этакого бедненького откормил то? Гусарынька Галинка то поди ха-ха ладно топай лапками отсюдова модник пока я тебе перья то неповыщипывал. После чего удалялись сами, задеваясь об зеленые лакированные откосы деревянных дверных проемов торчащими нитками из спортивных трико и посвистывая иссохшими потресканными солеными губами после слузганой горсточки семян.

Ради справедливости нужно признать, наш главный герой, волочась ровно посредь куцего прохода, действительно мешал ходу порядочных горожан, но как им не войти в положение? Раз пред тобой в кую сторону не обрати взгляд весь горизонт усеян воспылавшими умами Парижан, разве можешь ты стоять по краю? Чтоб никому не мешать он бы с радостью ускорил свой шаг, но он доподлинно знал, если быстро наступить на ступень, то твоя радость быстро пройдет, но если ты всю жизнь несешь ногу на эту ступень, ты можешь радоваться вечно.