Что же делает всякий человек, когда он изгнан от себе подобных? Он восстает против несправедливости, он борется с участью и в результате приходит к собственному компромиссу или оправданию. Всякий человек всегда проигрывает в этой борьбе и путем унижений смежается с точно такой же пылью. Или всю жизнь притворяется человеком иным. Ведь он не согласен со своей участью и готов заплатить любую цену, лишь бы находиться рядом с себе подобными.

Но этот человек будто бы не восставал против несправедливости. Не боролся с участью, из-за которой имеет отличия от тех, на кого должен быть похож вследствие одного вида. Он будто смирился и простил бы человека всякого, если бы он был виноват.

Если имеет отличия – значит имеет сходства. Если есть его воля в том, то маскирует нападение. Если его воли в том нет, то болен. Выгнать его от себе подобных – верное решение.

Но природа его создала, хоть и среди отличных. Природу интересует лишь наличие жизни в целом и ее развитие. Ее не интересуют частные случаи. Если частный случай мешает развитию жизни, то частный случай существовать не должен. Однако наш главный герой был частным случаем и существовал.

Дело в том, что этот натурщик был редкой гарантией существования жизни в любой ситуации. Природа предусмотрела случай, при котором все здоровые особи истребят друг друга и на всякий случай вдохнула жизнь в тех, часть из которых уцелеет.

Одного природа не предусмотрела. Каково это – существовать частным случаем.

Наш главный герой словно не имел в себе инстинкта, который выражается в движении к человеку всякому. Когда он вошел к художнику, он не посмотрел на него и не поздоровался. Молча сел в свою позу. Всякий человек всегда смотрит вокруг себя, потому что ему необходимо понимать, где он находится и что в этом месте происходит. Потому что ему нужно совершить соответствующие действия.

Тем не менее, он к художнику вошел. И был реальным человеком. Я не могу сейчас прикоснуться к нему и удостовериться в этом, но нужно подразумевать. Нужно соединить свои ладони и немного помять их друг об друга, словно гипс. Нужно почувствовать прикосновение той ладони, которая совершает действие и отстраниться от воздействия, которое испытывает другая рука. У него точно такая же рука. Вот я уже словно прикасаюсь к нему. И не только к руке, таким образом могу представить прикосновение к любой его части.

Мы сидим с ним ровно друг напротив друга. Положу руки обратно, на колени. Между нами деревянный мольберт, который стоит на трех опорах. Третья опора подвижна и держится на железной цепочке. На мольберт натянут холст с первыми угольными набросками. Между нами воздух. Чем дольше мы сидим, тем больше между нами воздуха, которым мы дышали. Мой воздух прикасается к нему, а его воздух прикасается ко мне. Я чувствую, что скоро между нами не останется ничего. Мне кажется, что я могу толкнуть воздух и он налетит на него.

Он вздрогнул вдруг. Алетейя! После некоторого времени его сутулая спина, словно олицетворяясь, продолжила движение к полу. Одновременно с этим руки плавно соскользнули вниз и прикоснулись локтями к коленям. Ладони поочередно обхватили башмаки и вытащили из них босые, тощие стопы. Башмаки он отставил в сторону.

И тут я понял. Время рисовать.

Жил и был наш главный герой в славном городе Новокузнецке. Пускай читатель не воротит взгляда своего от неприглядного и далекого городка. Пускай привык читатель вслед Воланду рассекать широкие московские проспекты или по зову Вольтера шагать в ногу с бравыми воинами по орнаментной брусчатке Парижа. Многие важные события происходят в тишине и навеки остаются в забытьи вместе с редкими свидетелями, которые и сами порой не ведают того, что некогда рядом с ними происходило нечто важное. И эта история – дань забытому подвигу и добру.