– Привет!

Эва распахнула дверь. На её лице сияла улыбка. По плечам рассыпались распущенные волосы. Сегодня она надела джинсовую курточку и повязала огромный шарф. Моё сердце радостно подскочило, но тут в комнату зашёл Тычок. Засунув руки в карманы, он с любопытством осмотрелся. Его темно-каштановые волосы были гладко зачёсаны назад и блестели от геля. Взгляд стального цвета глаз скользнул по моей деревянной кровати, отметив одеяло с Микки Маусом (которое ещё минуту назад казалось совершенно нормальным, а теперь выглядело позорно детским), изучил письменный стол с книгами, рисунками, бумажными самолётиками, плюшевым лабрадором от Эвы, ручками, недопитым стаканом воды. Пробежал по стенам с постерами «Хоббита», нашей галактики, мадридского «Реала» и таблицы Менделеева. На миг замер на пробковой доске с четырьмя папиными записками. Потом обследовал игровую приставку, маленький телевизор, умывальник с отколотым краем, полки с книгами, моделями машин, лего-роботами, которые я когда-то построил, и нашим с папой фото.

Тычок ещё ни разу не был у меня в комнате (а я у него). К нам он заходил лишь однажды, когда папа лежал в гробу на первом этаже, но тогда никому не приходило в голову разгуливать по дому. Всем хотелось побыстрее сбежать. На папу Тычок не смотрел. Он просто потоптался на старом каменном полу в кухне и пробурчал, что ему жаль, что мой папа умер. И поскорее ушёл.

– Привет! – пробормотал я в ответ и прокашлялся. – Что вы здесь делаете?

Эва провела рукой по волосам. В уголках её глаз поблёскивали розовые тени. Она села на кровать.

– Ничего особенного. Мы просто гуляли неподалёку и подумали, что неплохо бы обсудить школьный спектакль.

Это «мы» Эва произнесла так, будто они с Тычком уже давным-давно были вместе. Как на это реагировать, я не знал. Я всегда думал, что «мы» – это я и Эва, ну или, если не сейчас, то по крайней мере в будущем.

– А… Но я ещё н-н-не знаю, б-б-буду ли участвовать.

– Как не знаешь? – с лёгким раздражением в голосе отозвалась Эва. – Все должны участвовать, и ты не исключение. Вдобавок, мы твои родители, так что ты обязан нас слушаться, – с улыбкой добавила она.

– Мои родители?!

– Да. Я Пенелопа, твоя мать. А Карл – Одиссей, твой отец. – Эва подмигнула Тычку.

– Значит, это твоя комната? – Подходя к столу, Тычок мимоходом ткнул меня кулаком в плечо.

– Д-д-да.

Он принялся рассматривать книги и читать записки на доске. Мне очень хотелось оттащить его оттуда: папины послания – не для чужих глаз. Я разглядывал его. Мышцы у него покрепче моих. Может, это Эву и привлекает? Тычок – спортивный парень. Он прошёлся туда-сюда по комнате, будто что-то искал, и уселся рядом с Эвой. Его рука коснулась коробки, и я кинулся было к кровати, чтобы убрать её, но Эва меня опередила. Перегнувшись через его колени, она притянула коробку к себе и сняла крышку.

– А, та самая коробка? Твоего папы? – Она провела пальцем по запискам.

– Да. – Мне не хотелось, чтобы она в них копалась. – Дай сюда, я как раз собирался её убрать.

– Сколько записок ты уже прочитал? – Не обращая внимания на мою протянутую руку, она заворожённо разглядывала содержимое коробки.

Тычок склонился к ней и тоже заглянул внутрь.

– Записок? Каких записок? – Он вытащил одну.

– Не трогай! Не открывай!

Я бросился к ним, забрал коробку у Эвы и хотел было выхватить записку из рук Тычка, но вдруг заметил в его глазах странный блеск. Он пару раз моргнул, и его губы растянулись в издевательской улыбке. Он отвёл руку назад.

– Не так быстро! Сначала расскажи, что за записки!

Я умоляюще посмотрел на Эву, но она отвернулась.